Мальчика из Бундестага надо отправить в Освенцим
Каждый журналист знает: есть речевые приемы, которые позволяют самую дикую формулировку растворить в нагромождении слов, как в стакане воды. Случайно не намешаешь, надо уметь. Коля/не Коля — дело десятое.
Что означает фраза "солдат умер от тяжелых условий плена"?
Она означает, что вина за гибель солдата возлагается на тех, кто его пленил. Ровно это и ничего больше. Именно это было произнесено в Бундестаге. Произнесено не кем попало, а представителем страны, которая считает себя победительницей во Второй Мировой войне.
Ветераны уходят и уйдут. Коля останется. И в глазах рядового немца Коля — это не Россия Сегодня. Это Россия завтра. Вот для чего был нужен мальчик. Не персонально Коля. Нашли бы другого.
Речь была адресована стремительно правеющей немецкой публике, которой уже порядком надоело каяться за своих дедушек.
Это именно та публика, которая на последних выборах проголосовала за AfD, чьи лидеры не только "симпатизируют России", но и регулярно призывают "дать отпор историческим фальсификациям".
Это та публика, которая приходит на лекции к профессору Йоргу Барберовски из Университета Гумбольдта (профессор давно и увлеченно борется с германофобами, искажающими причины войны, по старинке возлагающими ответственность за нее на Германию)
Это та публика, которая жмурится от удовольствия от новостей о всё новых и новых нацистских ячейках, выявляемых в Бундесвере.
Но главное — это электорат уставшего от американской гегемонии крупного немецкого капитала, которому мешают зарабатывать антироссийские санкции и которому нравится получать из России сырье, продавая в Россию продукцию высокого передела.
В такой обстановке условный Коля вполне мог бы послужить укреплению связей, внести вклад в расширение двустороннего товарооборота. Аналогичным образом доска Маннергейму усилила бы наш экспортный потенциал на финском направлении. В то время, как Бронзовый солдат осложнял грузоперевозки на эстонском.
Хор влиятельных голосов, поднятых в защиту мальчика и взрастившей его системы образования, будет петь по предсказуемой партитуре. Её можно угадать: "Хитрый стратегический маневр позволит нам, пожертвовав пешку, срубить ферзя — вырвать Германию из натовских лап, укрепить ось Москва-Берлин, поломать игру англосаксам. В конце концов, разве вы не видели, как рушатся памятники в Польше? Кто, как не немцы, уравновесит 60-тысячное шествие националистов в Варшаве? Нам нужны союзники. Или вы забыли, что такое Realpolitik?"
Мне кажется, мы забыли, что такое "тяжелые условия плена."
В частности, мы забыли, что такое лагеря Маутхаузен и Освенцим, по которым лично мне, например, доводилось бродить.
Наверное, какое-нибудь из наших национальных достояний могло бы оплатить мальчику экскурсионную поездку туда.
В Освенциме я бы категорически рекомендовал для посещения барак номер 10, где оперировал доктор Менгеле.
В Маутхаузене посоветовал бы барак номер 20. Это барак без крыши. Там размещались советские военнопленные, страдавшие от инфекционных болезней или намеренно зараженные ими. В этом крыле лагеря под надзором докторов Карла Гросса, Эдварда Кребсбаха и Ариберта Хайма (по прозвищу "Доктор Смерть") осуществлялась программа "Уничтожение через труд".
Программа означала постепенное, научное умерщвление человека с помощью сокращения рациона питания и увеличения физических нагрузок. Или с помощью спасительной инъекции фенола. Сцена из шолоховской "Судьбы Человека", в которой лагерный охранник опрокидывает заключенных в каньон, родом из Маутхаузена. Это называлось здесь "Лестницей смерти".
2 февраля 1945 года пятьсот советских военнопленных, обитателей барака номер 20, предприняли попытку побега — самого массового в истории лагеря. Двадцати из них удалось уйти от погони и выжить. До поездки в Маутхаузен я никогда не слышал об их судьбе.
Пожалуй, это могло бы стать неплохой темой для следующего реферата Коли и его учительницы по истории.
Константин Семин