Экономика вечных проблем

Кризиса в российской экономике нет, утверждают наши чиновники. При этом «что-то» достигло дна. Это не кризис, нет, а нечто такое, проходящее, и скоро всё изменится к лучшему. Звучит красиво и обнадеживающе. Однако во всем этом есть, мягко говоря, какая-то недосказанность и сильные сомнения.

На днях Министерство экономики РФ на заседании комитета по бюджету и налогам Государственной Думы озвучило предварительные оценки ВВП страны за третий квартал и за истекший период года. Картина следующая: с июля по сентябрь ВВП упал на 4,3% в годовом выражении. В сентябре минус составил 3,8%, столько же – за девять месяцев. Есть такое негласное правило: если экономика в годовой или среднесрочный период показывает трехпроцентный рост и более, то этот рост называется устойчивым (ростом с развитием). Аналогичная схема применима и к падению.

Таким образом, о развитии российской экономики как единого, централизованного организма и механизма говорить не приходится. Его нет. Экономика фрагментирована, сегментирована, забюрократизирована и при этом пущена на самотек. Полную, подробную и конкретную картину того, что происходит в ее недрах, сегодня не даст никто. Ни одно министерство  или ведомство. Потому что единой и четкой государственной экономической политики нет, как и единого финансово-экономического ответственного рулевого. А у «семи нянек дитя без глазу». Отсюда такое большое число злоупотреблений, творящихся даже в стратегически важных сегментах и на предприятиях. Кто и как там только не «пилит» и не «моет» капиталец с тем, чтобы потом активно вывести его за границу. И никакие кризисы этим ребятам нипочём.

В этом году только официальный и прямой отток капитала может составить 110–120 миллиардов долларов. А неофициальный? Страшно и подумать.

Да, за счет накопленных резервов, игр на валютном курсе, налогово-кредитных маневров, гособоронзаказа, финансирования государственных целевых программ и выполнения социальных обязательств удается удерживать общую ситуацию в стране на более стабильном уровне, нежели в 1998 и даже 2008 годах.

Да, отдельные предприятия и целые сектора демонстрируют неплохую динамику. Проводят техническое и технологическое перевооружение. Строят новые объекты. Набирают персонал. Расширяют экспорт. При этом экономика в целом остается очень уязвимой и зависимой от массы внешних факторов и воздействий. Начиная от цен на углеводороды и сырьевые товары, и кончая рынками капитала, на которых кредитуются почти все крупные объекты отечественной экономики, как частной, так и государственной форм собственности. Опустили заинтересованные игроки цены на углеводороды, перекрыли нам доступ к рынкам капитала санкциями – получите кризис. Ой, оговорился, его же нет. Во всяком случае, министр экономики Алексей Улюкаев в программе Владимира Познера на Первом канале сказал именно так. Экономика испытывает проблемы.

В этой связи возникает два вопроса. Первый: а в какой период с момента крушения Советского Союза наша экономика не испытывала проблем? А люди жили весело и легко, без всякой опаски глядя в завтрашний день? И второй: каковы причины этих проблем, которые вылезают то в одном, то в другом месте, и при хорошей внешней конъюнктуре, и особенно при плохой?

На первый вопрос ответ отчасти дает социология. По итогам двадцатилетия (1991–2011 годы) так называемых рыночных реформ американский Pew Research Center поинтересовался у граждан Литвы, России и Украины, как они оценивают произошедшие в их жизни изменения. 56% респондентов в Литве отметили, что последние 20 лет негативно сказались на качестве их жизни. Аналогично ответили 61% россиян и 82% жителей Украины. Заметим очень интересную деталь. Все три бывшие республики в составе СССР жили достаточно хорошо и стартовали в рынок примерно с одного уровня. А вот реформировали их разные люди и по разным моделям.

Результат же по сравнению с жизнью в СССР везде в массе своей получился негативный. Получается, что жизнь в Советском Союзе при всех его недостатках была лучше, чем при любой модели капитализма.

А вот, что показывают самые свежие данные ВЦИОМ. Его исследование, проведенное 4–5 июля 2015 года, свидетельствует: распределение доходов в нашем обществе, как четверть века назад, так и сегодня, большинство соотечественников считают несправедливым. В 1990 году так полагало 84%,  в 2015 – 77%. Мало того, по оценкам респондентов, нуждающихся стало больше: если в 1990 году о том, что бедных у нас «много», говорили 69%, то сегодня – 82%. Исходя из этой оценки граждан можно сделать вывод – ни в один период существования новой России основная масса ее населения не чувствовала себя довольно и комфортно. «Тучные годы», которые так любят вспоминать наши либеральные экономисты прошли мимо этой основной массы. Кризисные же, напротив, были с ней всегда.  

Ответ на второй вопрос достаточно сочно иллюстрируют два недавних события октября. Первое. 16 октября немецкая газета Die Welt рассыпалась в похвалах главе российского Центробанка Эльвире Набиуллиной, назвав ее блестящим экономистом и напомнив о том, что она является обладательницей премии журнала Euromoney как лучший руководитель среди глав центральных банков 70 государств. При этом непонятно, почему при лучшем в мире главе финансового регулятора основная масса населения живет гораздо хуже и несчастнее, чем там, где коллеги Набиуллиной не столь талантливы и блестящи. В своем докладе на пленарном заседании научного совета при Совете Безопасности России, 8 апреля нынешнего года, советник президента Сергей Глазьев дал действиям российских финансовых властей иную характеристику. По его словам, проводя политику стерилизации государственных доходов и вывоза их за рубеж (согласно опубликованному Министерством финансов США отчету, российские вложения в казначейские облигации США (US Treasuries) в августе этого года увеличились на 7,8 миллиарда долларов, а общий объем вложений России в эти бумаги составил 89,9 миллиарда долларов), а также политику количественного ограничения денежного предложения, они искусственно сдерживают модернизацию российской экономики, втягивают ее в неэквивалентный внешний обмен, обрекают на отставание и обесценение конкурентного потенциала.

«В отсутствие доступа к долгосрочному кредиту российские предприятия не могут освоить даже имеющиеся у них разработки, «без боя» сдавая перспективные рынки новой продукции. В результате такой макроэкономической политики Россия обрекается на поражение в конкурентной борьбе за освоение ключевых технологий новой длинной волны экономического подъема, зарождающейся в настоящее время», – говорит экономист.  

Второе событие. Это оценка проделанной работы, сделанная премьер-министром Дмитрием Медведевым на заседании президиума Совета по модернизации экономики и инновационному развитию. Переформатирование экономики России из сырьевой в инновационную пока не получается, заявил он. Но почему? Почему все 25 лет не получается? Кто мешает? Кто этот враг таинственный? Это ведь главнейший и жизненно важный вопрос. Даже не чисто экономический, а вопрос глобальной конкуренции государств в современном мире. Тот же Глазьев говорит:

«На долю новых знаний, воплощаемых в технологиях, оборудовании, образовании кадров, организации производства, в развитых странах приходится от 70 до 90% прироста ВВП. Внедрение нововведений стало ключевым фактором рыночной конкуренции, позволяя передовым фирмам добиваться сверхприбылей за счет присвоения интеллектуальной ренты, образующейся при монопольном использовании более эффективных продуктов и технологий». Остальные страны, включая нас, в этой ситуации вынуждены следовать достижениям мировых лидеров на навязанных ими условиях международного обмена. Им мы и следуем все 25 лет. Поэтому «тучные» годы, не тучные – это объективная реальность, данная нам в ощущениях, для основной массы населения страны ничего не меняет.

Чтобы что-то действительно начало меняться, во-первых, нужно возвратить в свою жизнь многое из того, что мы по глупости, наивности и из-за предательства уничтожили и отбросили. Во-вторых, ни на кого не оглядываясь, интенсивно и решительно строить свою страну-мир. Только так мы сможем самоценно выжить и победить.

Почему к первой в мире стране советов тянулись народы? Потому что она решительно и энергично строила действительно социально справедливое общество. Во всяком случае, старалась это делать. Вела независимую внутреннюю и внешнюю политику. Создавала и развивала свою, минимально зависящую от мирового капитала, экономику и денежную систему. При этом всё это делала просто и без обмана. Всё гениальное просто. А когда начинаются «рыночные механизмы», причем как в прямом, так и в фигуральном смысле слова, структурные «шахер-махер» реформы – жди беды.

Вадим Бондарь