Как спасти государство от коррупции

За последние три года, по официальным данным, ущерб России от коррупционных преступлений составил 148 миллиардов рублей. К концу нынешнего года по традиции будут произведены новые статистические подсчеты, где названная цифра, без сомнения, увеличится еще на несколько десятков миллиардов.

Общий объем рынка коррупционных услуг, откатов и взяток в нашей стране оценивается в 300 миллиардов, притом не рублей, а долларов. Правоохранителям удается перехватить лишь небольшую часть этого гигантского потока. Но даже и имеющийся размер «улова» поражает масштабами. По данным председателя Национального антикоррупционного комитета (НАК) Кирилла Кабанова, за 2017 год компетентные органы зафиксировали передачу взяток на 6,7 миллиардов рублей. Масштаб изъятий таков, что в сентябре нынешнего года президент России Владимир Путин и депутаты Госдумы задумались о передаче конфискованных коррупционных миллиардов в Пенсионный фонд.

Вопрос о том, способна ли Россия победить коррупцию, задавался уже десятки раз. Можно ли сделать это без введения военной диктатуры и провозглашения эпохи массовых расстрелов на стадионах?

На наш взгляд, да. Для этого нужно лишь иметь политическую волю и использовать технологии, уже отточенные в других странах.

Потемкинские деревни на международном уровне

В дискуссиях о борьбе с нечистыми на руку силовиками и чиновниками неизбежно упоминается 20-я статья Конвенции ООН по борьбе с коррупцией (UNCAC), необходимость ратификации которой вызывает ожесточенные споры. Попробуем разобраться подробнее, что это за статья и чем она для нас вредна или полезна.

К Конвенции Россия присоединилась в декабре 2003-го, через два месяца после принятия документа на 58-й сессии Генассамблеи ООН. В марте 2006-го документ был ратифицирован, в результате чего наша страна формально стала полноценным участником соглашения.

Однако дьявол, как мы помним, всегда в деталях. Ратифицируя Конвенцию, Москва заявила, что не станет выполнять обязательства по нескольким статьям. В частности, были упомянуты ст. 20– «Незаконное обогащение», ст. 26 – «Ответственность юридических лиц», ст. 54 – «Механизмы изъятия имущества посредством международного сотрудничества в деле конфискации», ст. 57 – «Возвращение активов и распоряжение ими».

Иными словами, спор о необходимости ратификации 20-й статьи – это дискуссия о верхушке айсберга. В общем и целом отечественная элита вывела Россию из-под действия самых опасных и неудобных для себя пунктов соглашения. Оно и логично: не для того же покупались виллы на Лазурном берегу, австрийские шале и лондонские особняки, нажитые непосильным трудом, чтобы власти Франции, Австрии или Великобритании могли по запросу из Москвы конфисковать недвижимость и отправить на аукцион, а вырученные деньги вернуть в холодную северную страну.

Страсти по 20-й статье

Особенно неприятной для «успешно вписавшихся в рынок» российских менеджеров оказалась бы ратификация 20-й статьи UNCAC.

«При условии соблюдения своей Конституции и основополагающих принципов своей правовой системы каждое государство-участник рассматривает возможность принятия таких законодательных и других мер, какие могут потребоваться, с тем чтобы признать в качестве уголовно наказуемого деяния, когда оно совершается умышленно, незаконное обогащение, то есть значительное увеличение активов публичного должностного лица, превышающее его законные доходы, которое оно не может разумным образом обосновать,» – говорится в тексте документа.

Переводя с юридического на человеческий, данный пункт соглашения вводит презумпцию виновности (!) для всех должностных лиц, которые не в состоянии внятно указать свои законные источники обогащения.

Позиция противников 20-й статьи опирается на несколько аргументов. Во-первых, заявляют они, все необходимые составы преступлений в российском законодательстве уже прописаны, и больше никаких дополнительных мер принимать не надо. К этому, в частности, сводится официальная позиция Минюста. По мнению ведомства, Россия не отказалась исполнять вышеперечисленные статьи, а лишь выбрала свой «особый путь» их реализации.

Другое возражение связано с тем, что в российском УК отсутствует такое понятие, как «незаконное обогащение». В декабре 2010-го депутаты Госдумы от КПРФ попытались восполнить этот пробел, подготовив законопроект о введении соответствующего состава преступления в УК. Однако на дыбы встал Верховный суд. В мае 2011 года им были опубликованы возражения против ратификации 20-й статьи, главным из которых стало то, что в российской Конституции закреплен принцип презумпции невиновности, а потому чиновника нельзя считать виновным до тех пор, пока не доказано обратное.

Также судьи выступили против конфискации имущества как вида уголовного наказания и высказались против самого понятия «незаконное обогащение», каковое, по их мнению, является результатом совершения должностных преступлений. При этом Верховный суд не особенно заинтересовало то, что обнаружить, а тем более доказать должностные преступления в большинстве случаев крайне непросто, а вот их результаты в виде роскошных машин, элитной недвижимости и свадеб за пару миллионов долларов, напротив, практически невозможно скрыть.

В последующие годы вопрос о полноценном присоединении к UNCAC поднимался еще несколько раз и в каждом случае откладывался в дальний ящик. Тем не менее, если коррупция не приведет Россию к гибели, Москве рано или поздно придется взяться за ум и начать пользоваться всеми инструментами, которые дает ей Конвенция.

К слову, весьма примечательно, что никто и никогда Россию всерьез не критикует за отказ ратифицировать этот документ в полном объеме. Нашу страну поливают грязью по другим, зачастую надуманным поводам: за сбитый украинцами «Боинг», вмешательство в американские выборы, мельдоний в моче спортсменов, наконец, за «отравление» Скрипалей. Только не за отказ всерьез бороться с коррупцией.

И этому есть простое объяснение: коррупция разъедает российскую экономику, делая нашу страну слабее. А сильная Россия, как известно, никому в мире не нужна и не выгодна. Тем более никому неохота возвращать украденные у нас деньги.

Закон о крипсах и бладсах

Впрочем, взять под контроль доходы и расходы должностных лиц – это даже не половина дела. В лучшем случае треть. Всем нам отлично известно, что российские министры, губернаторы, верхушка силовых структур и прочие небожители – в массе своей люди небогатые. Взгляните на их декларации: у кого указан завалящий гараж, у кого – скромный отечественный автомобильчик, а то и вовсе прицеп к «Москвичу»... Ни тебе яхт, ни зарубежных апартаментов.

Другое дело – дети, супруги и родители депутатов и чиновников. Среди них поразительно много гениальных бизнесменов, талантливых финансистов и юных (а иногда и пожилых) дарований в самых разных областях. Как и когда успели 18-летний отпрыск или племянница губернатора заработать на собственный агрохолдинг и пару фабрик? Однако доказать, что активы, номинально принадлежащие таким золотым мальчикам и девочкам, – папины, крайне сложно.

Тем не менее в мировой практике есть эффективный инструмент для решения этой проблемы. Это американский «Закон о коррумпированных и находящихся под влиянием рэкетиров организациях». Да-да, речь о том самом RICO, или «законе о крипсах и бладсах», монолог о котором столь эффектно прозвучал из уст героини «Трех билбордов».

Упомянутый документ предписывает считать преступником любого члена семьи или представителя организованной группы, уличенной в совершении преступлений. «Если ты с ними повязан, вступил в банду, и в соседнем квартале один из братанов стреляет в кого-то или пыряет ножом, то даже если ты просто стоял за углом и занимался своими делами, по новому закону ты тоже виновен», – справедливо подчеркнула Милдред Хейс.

Закон принимался с целью разгромить этнические банды, а потому писался жестко и с большим запасом прочности. Прелесть RICO в том, что он позволяет привлекать к ответственности не только тех, кто совершает преступления, но и тех, кто имеет от них выгоду, и даже тех, кто знал о готовящихся злодеяниях или махинациях и не сообщил об этом. Такой подход к ответственности позволяет распутывать самые запутанные мафиозные клубки. Прими Россия аналог такого закона — и наша экономика за считанные несколько лет очистилась бы от «безумно талантливых» родичей депутатов, чиновников и силовиков.

Азиатская терапия

Проблема коррупции в России исторически воспринимается через призму борьбы. И официальная риторика, и общественное сознание рисуют коррупционера как некоего противника, с которым нужно сражаться. Между тем по сути своей коррупция скорее похожа на онкологическое заболевание, чем на вторжение неприятеля. А потому требует не столько ярости и напора, сколько грамотного подхода и настойчивости. Об этом, в частности, свидетельствует опыт азиатских стран, многие из которых вполне успешно изживают «конфуцианскую традицию», частью которой еще недавно считалось взяточничество.

Примеры Китая, Тайваня, Южной Кореи позволяют сделать несколько важных уроков. Первый: бить нужно не «мух», а «тигров». «Мухами» в Китае называют мелких госслужащих и клерков, попавшихся на незначительных подношениях, «тиграми» же — министров и приравненных к ним лиц (губернаторов провинций с населением от 60 миллионов человек, мэров особо важных городов). Долгое время китайские правоохранители действительно охотились в основном за «мухами», но все изменилось с приходом к власти Си Цзиньпина. С 2014 по 2017 год в КНР были арестованы 109 министров, генералов и приравненных к ним лиц. Самой крупной «рыбой» оказался член Постоянного Комитета Политбюро Чжоу Юнкан, партийный функционер, курировавший полицию и госбезопасность.

Примечательно, что одновременно с этим в Китае... перестали расстреливать коррупционеров. Смертные приговоры по-прежнему выносятся, но откладываются: сначала на два года, а затем отсрочка автоматически продляется, практически до пожизненного заключения.

Идеологический антипод Китая, Тайвань, в этом плане идет по тому же пути. В 2008 году были арестованы лидер Демократической партии прогресса Чэнь Шуйбянь, дважды выигрывавший президентские выборы, и его жена У Шуйбянь. Их обвинили в совершении целого букета экономических преступлений, в том числе в получении взяток и отмывании грязных денег, и приговорили к пожизненному сроку.

Еще дальше по этому пути пошла Южная Корея. С 1980 года в стране сменились девять президентов, трое из которых попали под следствие после окончания полномочий, а первая женщина-глава государства и вовсе не смогла доработать до конца срока.

Урок второй: общество не должно молчать. Во всех азиатских странах существует система поощрения людей, сообщающих о коррупционных преступлениях. В Корее осведомитель может получить до 195 тысяч долларов награды. При этом с 1999 года в стране работает система Open, позволяющая гражданину следить за тем, как его обращение движется по инстанциям, кто из уполномоченных лиц читает и работает с этим документом.

Китай и Тайвань тоже активно поддерживают сознательность граждан. С 2015 по 2017 год китайцы написали 2,8 миллиона сообщений о деяниях нечистых на руку начальников и коллег. Благодаря в том числе этим обращениям правоохранителям удалось привлечь к ответственности около миллиона чиновников.

Урок третий: «церберы справедливости» — весьма полезные элементы общества. В Сингапуре, Китае, Южной Корее, на Тайване существуют спецслужбы с экстраординарными полномочиями, заточенные на борьбу с коррупционерами.

Свидетельством эффективности такого подхода является Индекс восприятия коррупции. В 2017 году мировыми лидерами по уровню неприятия коррупции признаны страны, являющиеся заодно и рекордсменами социального благополучия: Новая Зеландия, Дания, Финляндия и Норвегия. Южная Корея расположилась на 51-м месте, Китай, несмотря на десятилетия расстрелов, – пока на 79-м. Россия же занимает 135-ю позицию, находясь в окружении таких «соседей», как Сьерра-Леоне, Гамбия, Украина и Мексика.

Виктория Фоменко

Источник