Почему фашизм становится будущим Европы
Ответом на органическую идентичность иммигрантов, потоками прибывающих в Европу, всё чаще становится… фашизм. Точнее, формы политического национализма в его лайт- версии. Но не только миграционный наплыв является причиной возвращения фашизма в Европу, особенно, когда мы говорим о Европе восточной, ведь столь активная миграция наблюдается лишь в последние годы. Фашистские настроения в Европе начали набирать популярность ещё со времён крушения Советского блока, если не рассматривать точечные проявления фашизма в виде идеологических кружков, свойственные и периоду советского присутствия в Европе. Факельные шествия бывших эсесовцев проходят в странах Балтии, пособники нацистов героизируются на Украине, подобные же настроения набирают популярность в Польше, а так же в странах центральной Европы, включая Германию и Австрию. Учитывая драматическую историю Европы XX столетия, и те последствия, которые она пережила, возникает естественный вопрос - почему фашизм?
Модерн и его три политических теории
Ответ кроется, как ни странно, в самой идеологической структуре модерна. Преодолев Традицию и относительно успешно демонтировав её проявления, модерн новейшего времени, а в политических формах особенно с начала XX столетия, кристаллизовался в трёх идеологических направлениях, или, как определяет их философ Александр Дугин, в трёх политических теориях – либерализме, марксизме и фашизме. Для всех трёх основой является именно модерн, с его подходами к социально-политическому устройству и взглядами на Традицию. Если все проявления Традиции, среди которых Бог, Дух, вера, религия, Церковь, в целом метафизика, вынести за скобки, то в сухом остатке основными столпами идеологии модерна становятся: позитивизм, прогрессизм, и материализм. Все три этих понятия и составляют суть трёх политических теорий модерна – либерализма, марксизма и фашизма. Все три понятия вместе, а не по отдельности.
Различие этих политических теорий, на основе которых и создаются различные идеологические вариации, - собственно, идеологии, - заключается лишь в определении главного субъекта - носителя идеологии. В либерализме таковым является торгующий индивид; в марксизме – класс, понятый не в социологическом, а в марксистском представлении, разделяющем любое общество на два класса – класс труда, и класс капитала; в фашизме же таким субъектом является политическая нация, искусственная политическая общность индивидуумов. Пусть индивидуумов, но всё-таки общность, складывающаяся на основе политического договора и принятых в качестве консенсуса политических целях, или национальных интересах.
Следует оговориться, что индивидуум, противостоящий любой органической общности, является базовой категорией модерна в целом. Главное же различие – в какой контекст он помещается. В либерализме она помещён в структуру броуновского движения торгующих индивидов, жаждущих наживы, комфорта и удовольствий, без какого либо складывания в структуры или объединения, ибо атомарность, отдельность, индивидуальность – являются догматическим условием либерализма. В пределе – всё человечество должно представлять из себя единый плавильный котёл торгующих и стремящихся к комфорту и удовольствиям индивидуумов. Суть такого либерального общества можно условно охарактеризовать французским понятием Liberté.
Альтернативы либерализму
В марксизме индивидуум тоже «мера всех вещей», но там он помещён внутрь политического класса, где и уравнен с другими индивидуумами, в отличие от либеральной доктрины, где равны только возможности, но не сами индивиды. Помещается такой индивид либо в класс труда, который осознаёт себя в качестве политической силы и стремится к политическому доминированию; либо в класс капитала, который временно доминирует, но через революцию должен быть повержен. Что в итоге должно завершиться окончательным доминированием класса труда – равных во всём, а не только в своих возможностях, политически осмысленных индивидуумов. Суть марксистского подхода условно определяем понятием Égalité. Отсюда – эгалитаризм, основа так называемых «народных демократий» советских и просоветских режимов.
В фашизме же индивидуум помещён в более узкий, но тоже искусственный формат политической нации, как правило, совпадающей с границами национального государства – État-nation. Именно нация, а не индивидуум или класс, является главным субъектом фашизма. И вот тут-то, лишённый в модерне коллективной идентичности народ или этнос, за счёт узости формата национального государства обнаруживает уловку – возможность обратиться под видом так называемой национальной идентичности к, на самом деле, народной или даже этнической идентичности, и через формат государства-нации, тем самым, сохранить её. Сохранившись, таким образом, как народ (лаос), или этнос, то есть, сохранив свою органическую общность и свойственную ей идентичность.
Таким образом, в формате государства-нации народ или этнос обнаруживает шанс на спасение, которого не оставляет ему номинальный модерн, шанс на сохранение своего кровного, культурного, языкового родства, своей Традиции и происхождения. Это, конечно, не нормативно, и теоретически модерн такую возможность не предусматривает, отрицая органическую общность как таковую, но по факту, за счёт некоторого понятийного зазора и неточности определений, за счёт некой умышленно допускаемой понятийной путаницы, это так. Суть такого подхода обозначим понятием Fraternité, то есть «братство».
Ситуацию в Европе XX столетия: идеологические трансформации
С учётом описанной модели рассмотрим ситуацию в Европе XX столетия. За этот период там сложились государства на основе всех трёх политических теорий: то есть государства либеральные, государства марксистские или советские, и государства фашистские. Причём, следует отметить, что все они были по своей структуре национальными, и, как их ещё называют, буржуазными государствами. Но только для либерализма и марксизма такое национальное, или буржуазное государство – это то, что в пределе должно быть преодолено – через создание глобального гражданского общества Liberté в одном случае, или глобального общества Egalité в другом; а для фашизма национальное государство – это и есть суть, цель, предел. А не переходный этап от традиционных империй к единому глобальному обществу, как национальное государство видят либерализм и марксизм.
Теперь рассмотрим ситуацию в постсоветской Европе. Большую часть XX столетия там разворачивались баталии за победу одного из двух проектов. Но сначала либерализм и марксизм (советизм) совместно расправились с фашизмом, а уж только затем устроили схватку друг с другом за, ни больше, ни меньше, глобальное доминирование в мире. Результат всем известен, либерализм одержал верх, и стал единственной, доминирующей политической теорией модерна. Тут то и обнаружились все издержки такого доминирования, вскрылся и воочию был зафиксирован весь кошмар и бесчеловечность либерализма, до своей полной победы прикрывавшегося маской «благой» демократии, «свободы» (Liberté) и так называемого «развития».
Сегодня всем, кроме агентов и адептов либерализма очевидна его чудовищность, тоталитарность, жестокость и волюнтаризм. Закалившись в борьбе со своими конкурентами – марксизмом и фашизмом, - либерализм впитал в себя все самые жёсткие и тоталитарные их проявления. А по сути – он и был таковым изначально, но лишь лицемерно изображал свою «особость» и «отличность» от своих оппонентов. Сейчас, когда оппоненты разгромлены, скрывать больше нечего и незачем. Подлинная суть либерализма, столь же жёсткого, нетерпимого и тоталитарного, как и его поверженные оппоненты, обнажилась во всей полноте.
А вот теперь оценим идеологические трансформации Европы в прикладном аспекте. После окончательной победы либерализма данная идеологическая модель стала не просто единственной, она стала, по сути, данностью без всякой альтернативы. То есть идеологией по умолчанию. Фактически либерализм – это уже не одна из трёх политических теорий, а самой собой разумеющийся, «естественный» набор взглядов и воззрений. Это смысловой код, эпистема современного мира, который теперь рассматривается как либеральный по факту исторической победы. Либерализм – это и есть на сегодня отсутствие идеологии. Запрет на идеологию, присутствующий в конституциях тех или иных государств, это фактически запрет на альтернативу либерализму, то есть на марксизм и фашизм. Нет никакой идеологии – это значит либерализм – Liberté – и больше ничего. Жёстко. Безапелляционно. Без всяких разговоров. Только либерализм – как системная, мировоззренческая матрица на пути к глобальному либеральному человечеству, либо «мы летим к вам».
Тоталитарная суть либерализма очевидна сегодня всем, кто хоть раз задумывался на эту тему, однако не все на сегодня понимают, как с этим быть. Это касается не только Европы в целом и Восточной Европы в частности, но и постсоветского пространства. Однако выбор альтернативы либерализму, оказывается, не велик, если мы продолжаем оставаться в рамках модерна. Если не либерализм то… что? Рассмотрим варианты. Если не либерализм, то – марксизм, он же советизм, как форма реального политического воплощения марксизма в истории. Именно потому, что марксизм был реализован в советском проекте, он имеет конкретные - исторические, эстетические, политические, культурные - зафиксированные признаки. То есть, если марксизм, значит советизм. А советизм мы все уже видели, проходили, с ним всё понятно. К тому же марксизм – это та же глобализация, только на чуть иных основаниях, не на базе атомарного индивида, а на базе доминирующего класса труда, Egalité, - тотальное равенство, да к тому же без комфорта и благосостояния, которых, впрочем, и так нет, но каждый надеется, что всё же обретёт их за счёт другого, чего при тотальном Egalité не светит по определению.
Выбор фашизма – почему?
И тут сознание невольно обращает внимание на вторую альтернативу: а что если… если не либерализм, и не марксизм-советизм, то… то. Нет, не может быть, но других вариантов нет. То… фашизм? Фашизм. Фашизм! А почему нет? А что ещё?! Пройдя через горнило советского эксперимента, ужаснувшись восторжествовавшим по праву сильного либерализмом, но оставаясь всё ещё, сознательно, по инерции в рамках модерна, Европа в целом, Восточная Европа в частности, а за ними постсоветское пространство выбирают фашизм.
Конечно, успокаивают они себя, у нас будет не такой фашизм – без газовых камер, концентрационных лагерей и расовой теории. И это в основном действительно так, ведь всё, что связывают с ужасами фашизма, а на самом деле, германского национал-социализма, есть следствие конкретного исторического опыта конкретной исторической политической силы, нацистской партии Германии середины прошлого столетия, а не неотъемлемая часть третьей политической теории, и не составляющая вытекающей из неё идеологии фашизма. Напротив, в эпоху победившего минимального гуманизма, всё, в том числе и все виды идеологий, выстроенных на основе третьей политической теории, гуманизировано до предела.
Но апологеты либерализма ничего и слышать не хотят о какой либо альтернативе. В их картине мира третья политическая теория = фашизм = нацизм = Гитлер, газовые камеры и холокост. А что бы вообще больше не повадно было искать альтернативы, сюда же скопом приравнивается советизм, который есть сталинизм, а значит ГУЛАГ, которой равен концлагерю, то есть опять Гитлер и холокост с газовыми камерами – теорема доказана, альтернативы либерализму нет. Но это только в головах у либералов.
В действительности же гуманизированная Европа, пройдя через фашизм, советизм и ужасы либерализма, неизбежно вновь возвращается к фашизму, блуждая в трёх соснах трёх политических теорий модерна. Чего уж говорить о постсоветском пространстве, где настолько «наелись» советизмом, особенно в его выродившейся, постсталинской версии, что до сих пор не могут прийти в себя. При этом либерализм настолько омерзителен и неприемлем, что ничего кроме как вновь обратиться к фашизму им не остаётся. Тем более именно в нём, как и прежде, народы Европы видят возможность для сохранения собственной идентичности, пусть не легальную, но хоть что-то. А так как народы и этносы в модерне остаются вне закона, то по факту происходит принудительная политизация реально существующих народов, и даже этносов через отождествление их с политической нацией и присвоение политических атрибутов государственности. Отсюда перекосы в виде нетерпимости к представителям иных этнических групп и иных народов и лишение их политических, и даже гражданских прав, свойственных гражданам политических наций, что мы наблюдаем, например, в Прибалтике. Но это уже из разряда эксцессов, которые встречаются тем чаще, чем чаще народы Европы, за неимением лучшего, обращаются к третьей политической теории с её политической нацией, политическим договором и исторической целью-миссией, как к альтернативе либерализму и марксизму. Поэтому – фашизм. До тех пор, пока Европа будет загнана в жёсткие рамки догматики модерна, огороженная непреодолимыми стенами прогрессизма, позитивизма и материализма, фашизм будет рассматриваться в качестве реальной альтернативы.
Валерий Коровин
