Дугин: Прогноз глобальных мировых процессов на 2018 год
В ноябре 2017 года в Амстердаме прошла большая и весьма интересная конференция, в которой приняли участие порядка полутора тысяч человек. Главной темой обсуждения стали проекты развития мировых процессов, основанные на противоположенных типах Идеи глобального развития и их связи с текущими геополитическими изменениями. Ключевым моментом конференции стало выступление теоретика и идеолога мирового глобализма Бернара Анри Леви. В формате небольшой лекции он изложил своё видение того, как дух глобализма, в целом Идея, в её либеральном исполнении, проецируются на текущие мировые процессы: как они влияют на события, разворачивающиеся на Ближнем Востоке, каково влияние глобализма на то, что происходит в Ираке, и в частности, в столице Иракского Курдистана Эрбиле. Леви даёт фундаментальное идеологическое обоснование всем наиболее значимым мировым процессам, происходящим с участием Запада, выстраивая целую идеологическую схему, проистекающую от Энея[1] и Трои до современной Америки и Трампа. При этом Леви особо подчеркнул, что приехал в Амстердам из Эрбиля специально для того, чтобы рассказать о тектонических сдвигах, которые происходят в истории Духа, как его понимают теоретики глобализации. Действительно, следует отметить, что такие речи произносятся не каждый день, как не каждый год политические события заставляют идеологов из разных лагерей напоминать о самых фундаментальных аспектах той борьбы, которую они ведут.
Перед тем, как изложить основные позиции одного из главных теоретиков глобализации, следует напомнить о том, что Бернар Анри Леви стоял у истоков свержения Каддафи, принимал участие в инструктировании исламистов ливийской оппозиции; он же выступил главным теоретиком, обосновавшим нападение на Асада, став разжигателем конфликта в Сирии; он участвовал в событиях в Ираке; он приезжал на украинский Майдан и читал лекции «Правому сектору»[2], натравливая их на русских. Словом, Бернар Анри Леви – это наш идейный враг. Один из целой плеяды подобных ему, таких же теоретиков глобализации, не просто «ботаников», которые пишут то, что никто не читает, к которым не прислушиваются. Он из числа тех мыслителей-практиков, которые в нужный исторический момент берут камеру, компьютер, автомат и едут в горячие точки сражаться за свои идеи. Против нас.
Итак, в Амстердаме Леви говорил о Талмуде и его Духе, о великой борьбе Просвещения и о тех врагах, с которыми идёт эта борьба. Однако, сложилось впечатление, что его посыл поняли единицы. Вся полуторотысячная аудитория присутствующих голландцев явно сделала свой собственный вывод из выступления Леви, суть которого можно свести к следующему: американская гегемония закончилась и нужно срочно искать контакт с русскими. Кто-то, возможно, принял выступление экстравагантного либерального философа за шутку. Но Леви не шутил.
Short term и long term. Война за Идеи и кратополитика
История не только субъективна, но и имеет разные уровни развёртывания. Существует история short term и история long term. Long term – это идеологическая история, где проявляются фундаментальные закономерности, происходят глобальные сдвиги в рамках смены парадигм – Традиции (Премодерна), Модерна и Постмодерна. Где фиксируются проявления идеологий либерализма, коммунизма и фашизма, где учитывается влияние консерватизма, исламизма, и прочих идеологических оттенков. Ведь в долговременной истории основой является идеология и в целом сфера Идеи.
Если мы отдаляемся на 15-20-100 лет от того или иного исторического события, мы видим только историю Идей. Мы не видим предпосылок конкретных конфликтов, нюансов их возникновения и стоящих за ними интересов. Только история Идей, лежащих в основе всего, объясняет то, что происходило. Собственно, Только long term и может считаться историей. Она понятна, у неё есть закономерности, её можно и нужно изучать.
Сегодня мы вновь подходим к тому моменту, когда история идей выходит на первый план. Нас убеждают, что война на Ближнем Востоке – это борьба за нефть. Это неверно. Война на Ближнем Востоке, как, впрочем, и всякое противостояние в мире – это борьба за Идеи. Не за нефть, не за права человека или статус геев, не за материальные активы или рынки сбыта. Все, кто твердит о Федеральной резервной системе, Ротшильдах или газовых месторождениях, замолкают, когда начинают говорить идеологи, люди, говорящие правду о подлинных предпосылках любых исторических процессов, которые ведут речь о наличии или отсутствии угрозы для глобального либерализма.
Но есть и short term – история политических процессов, которые представляются их исследователям автономными и самодостаточными. «Асад поссорился с Хуссейном, поэтому с Ираком и Ливией начались проблемы» — утверждают они.
В краткосрочной политике действуют совсем другие законы, там говорят о нефти и газе, об усилиях дипломатии, о визитах Киссинджера, о том, занесли деньги или нет, кто предал, а кто не предал, взяли Ракку или просто стёрли с лица земли. И кто за всем этим стоял. Всё это – совершенно другой уровень, который укладывается в короткие циклы, от нескольких дней или месяцев до 5-6 лет.
Если же при этом мы забываем об истории long term, а концентрируемся лишь на бытовой политике, мы превращаемся в Das Man Хайдеггера[3], выражая мнение всех и никого конкретно. Вроде бы кажется, что все думают так, но когда спросишь, оказывается, что у конкретных людей мнения расходятся. Погружение в детали происходящего – это фон, который на самом деле скрывает Идеи. За флером short term скрывается долгосрочная политика. Кто-то из аналитиков short term – настоящий дурак, а кто-то, тот, кто похитрее, лишь скрывает реальную политику — long term, то есть, идеологию, — под завесой трескотни short term. Между ними сложно построить связи – кажется, эти сферы автономны. Отдельно – судьба распада СССР, отдельно – судьба афганской эпопеи, начавшейся со взятия дворца Амина. Но на самом деле они связаны диалектикой идеологического, идейного противостояния. Как? Вот это самый сложный вопрос.
Собственно, связь сферы идей и прикладной политики происходит где-то посередине. И в этой связи следует говорить о middle term политике, которая предполагает построение правильных связей между short term и long term. Это область секретных служб, тайных сообществ и конспирологических теорий. Здесь работают инстанции, которых ни там, ни здесь конкретно не представлены, являясь, таким образом, промежуточными. К слову, у секретных служб и подобного рода теневых структур не может быть онтологии, потому что если таковая обнаружится — они перестанут быть секретными, а, следовательно, они перестанут быть службами. Если они обнаружатся, то и службы не будет. Они существуют, пока есть неопределённость — то ли есть службы, то ли нет. Даже если мы заявимся в масонскую ложу, ничего «секретного» мы там не увидим. Но именно они претендуют на то, чтобы тайно управлять миром.
Таким образом, middle term политику можно назвать кратополитикой. В этом идея распределения сил, прикладное выяснение того, какие силовые механизмы есть для того, чтобы перевести события из сферы long term в сферу short term. Именно кратополитикой и занимается Бернар Анри Леви, и как представитель либеральной глобалистской западоцентричной идеологии, он прекрасно её понимает. Он понимает задачи и цели длинных исторических циклов — long term, — но, вместе с тем, участвует в краткосрочной политике, однако делает это с точки зрения конкретного сопряжения одного и другого. Редкий тип интеллектуала-практика.
К слову, на той же самой конференции в Амстердаме среди прочих присутствовал также генерал Фулер, друг Генри Киссинджера. Это пример полного антипода Леви. Он очень влиятельный человек, но при этом у него совершенно оловянные глаза. Это опытный боец, который наверняка может провести сложную военную операцию, но он абсолютно не компетентен в сфере Идей. Для него, что Леви говорит, что не говорит – нет никакой разницы, ибо Фулер воспринимает Леви как абсолютный ноль. Генерал Фулер занят short term политикой, ему кажется, что он всё понимает и при этом очень влиятелен, а Леви говорит о чём-то далеком и абстрактном, не имеющем отношения к реальности. На самом деле всё обстоит ровным счётом наоборот: по Леви проходят силовые линии истории, а Фулер состоит у него на побегушках, просто потому, что он не понимает, что делает, и кто планирует всё реализуемое им на стратегическом, идейном уровне. Сознание, которое управляет Фулером, находится вне его. Фулер – это просто биоробот, в той системе, где Леви – программист. Леви консультирует Саркози, Олланда, Макрона, но если попытаться выяснить, каковы его реальные возможности, то ответ очевиден – «никакие».
Модерн и его враги
Главный посыл Леви заключается в том, что есть Modernity and its enemies – Модерн и его враги[4]. Эти враги всё ещё существуют, и битва Модерна против своих врагов не завершена. Данное мировоззрение базируется на утверждении о том, что Модерн – это и есть всё бытие, вся история, которая движется к одной определённой цели. Двигаясь к этой цели, он влечёт за собой неизбежные экономические, социальные, политические трансформации, которые связаны с разрушением традиционного общества: традиционных сословий, традиционных религиозных институтов, традиционных коллективных идентичностей.
Само же это движение направлено в сторону глобального гражданского открытого общества, мирового правительства, искусственного интеллекта, превращающего глобальное общество в киборг-общество. Этот «объективный» процесс подавляющим большинством людей Запада рассматривается как электричка, на которую ты купил билет, сел и едешь. Кто-то умер, на его место сел другой. Но электричка продолжает везти тебя к определённой станции, и тебе нечего волноваться, место зарезервировано. Это большинство, и оно спит, сидя в электричке Модерна. Это уже даже не short term, a shortest term политика.
Но есть и те, кто озабочен, а туда ли идёт поезд, всё ли в порядке, не хочет ли кто-нибудь остановить его, заминировать рельсы или запустить в него ракету. И вообще, может быть, кто-то хочет саботировать время? Тогда и возникает концепт Modernity and its enemies. Озабочены те, кто ведёт поезд, кто понимает, кто его построил и проложил рельсы, кто знает, куда он направляется. Они озабочены тем, чтобы поезд благополучно доехал. Леви этим озабочен – в частности, из-за того, что происходит на Ближнем Востоке.
Чем может быть озабочен Модерн? С точки зрения Модерна, время имеет необратимый однонаправленный характер, и течёт в одном концептуальном направлении – к освобождению от всех форм коллективной идентичности, к либерализации, и далее по курсу. На этом пути иногда попадаются препятствия, но ничего более. Это обычная, сонная версия Модерна: мы едем, нам что-то мешает, мы это преодолеваем и едем дальше. Потом опять мешает, и опять преодолеваем. Болото – осушить, гора – пробить тоннель, и далее по курсу. Но есть и другие строители Модерна, которые говорят: подождите, это болото здесь неслучайно. Его кто-то здесь устроил. А этой горы вообще могло и не быть – её кто-то насыпал. Тут у них возникает ощущение, что они имеют дело не с препятствиями (obstacles), а с врагами (enemies). Что существует субъект, который препятствует продвижению Модерна.
Догадка о том, что у проекта «Модерн» есть враги — общее место озабоченных глобалистов и модернистов, начиная с Поппера и заканчивая Леви, тех, кто отвечает за идеологию, кто понимает, что речь идет об идеологическом проекте. У short term политики другие заботы – там есть только препятствия, которые надо преодолевать. Те же, кто занимается идеологией, мыслят стратегически: можно было проложить рельсы так, но можно было и по-другому. Только инженеры глобальной действительности и Модерна понимают, что всё можно было бы сделать иначе. Поэтому они и озабочены, не предложит ли кто-то другой вариант?
Леви – один из архитекторов Модерна, озабоченный, выдержит ли конструкция. Он знает, что obstacles могут скрывать enemies. То, что представляет собой преграду, может иметь волю. Что камень, о который они споткнулись, живой. Но уже само это беспокойство, нарастая, конституируют второй полюс.
Тех, кто хочет, чтобы у Просвещения, у Модерна, у глобалистов, у сторонников гомосексуальных “браков” и гражданского общества ничего не получилось. Они конституируют этого субъекта – врага, который не спорит за место в электричке, а хочет положить взрывчатку под рельсы, отравить машиниста, пустить поезд под откос. И сделать это осознанно, потому что они не согласны с самой идеологией Модерна.
Именно это и хотел сказать Леви, приехав в Амстердам, что перед проектом Модерна, Просвещения и либерализации появилась угроза. Угроза в том, к примеру, что американцы не поддержали Барзани в голосовании о независимости Иракского Курдистана. На практике это обернулось тем, что Киркук курдам не отдали. Леви заявил, что увидел в этом не только предательство курдов со стороны американцев, но и конец проекта «Великий Ближний Восток», ведь курды были ключевым элементом, и их предательство является предательством всего проекта.
По утверждению Леви, Америка с Трампом провалила всю борьбу за Модерн. И дело здесь, конечно, не столько в Киркуке, сколько в самоустранении Америки от роли главного форпоста глобального мира. Америка сдаёт ту линию, которую с трудом построила ИГИЛ[5]. Америка саботирует свою главную миссию, продолжает Леви, но и чёрт с ней – либо пусть выполняет функцию Просвещения, либо она перестанет быть субъектом нового глобального мира. Ибо, согласно Леви, Америка всего лишь выполняет волю глобальных идеологов. Она была избрана самим духом Просвещения, чтобы выполнять глобалистскую миссию, в том числе реализуя план Великий Ближний Восток, но вместо этого зачем-то занялась внутренними проблемами. Ища выход, Леви продолжает: может, тогда Европа возьмёт на себя функции продвижения Модерна? По его мнению, у Европы для этого есть три козыря: дух Талмуда, права человека и либертинаж[6]. В представлениях Леви, новым антихристом, двигающим глобализм вместо Трампа, надо попытаться сделать Макрона. Это, конечно, смешно, но проект всё ещё н езакрыт.
Империи-призраки
Описывая беспокойства Леви, самое время вспомнить Маркса: «Призрак бродит по Европе — призрак коммунизма». Поскольку Леви начинал как марксист, он эту формулу помнит очень хорошо. Ghost of communism – это то, что неизбежно должно превратится в реальность с точки зрения Маркса. Призрак империй – ghost of the Empire – опаснейшая вещь, с точки зрения Леви. Это то, что пока ещё препятствие, но уже завтра может стать врагом. Леви обеспокоен тем, что на его глазах зарождаются пять ghostempires – империй-призраков. Но самыми опасными из них являются три:
— Российская империя с «кровавым диктатором» во главе и с «тоталитарным и жёстоким» православием в основе.
— Османская империя.
— Иранская империя.
С Россией всё понятно, но вот что касается нарождающейся Османской империи, то в её возникновении виноваты как раз сами США. Именно из-за их неуклюжих действий Эрдоган выходит из-под контроля, сближается с иранцами и с русскими, и начинает новый османский проект. То, что Эрдоган делает в Ираке и Сирии, это катастрофа для человечества, говорит Леви. Ибо, благодаря этому, то, что ещё недавно было лишь препятствием, сегодня постепенно превращается в субъект. Показательно, что носитель либеральной идеологии говорит о том, что есть что-то, что может превратиться из препятствия во врага, из объекта в субъект. Ведь субъект может действовать по собственной воле, а значит, он может не просто взорвать поезд, но и проложить другую дорогу. Особенно опасно становится тогда, когда эта магистраль начинает проходить по территории таких субъектов.
Четвертая империя-призрак – китайская империя. Это империя наполовину – наполовину она с одними, наполовину – с другими. И этот баланс далеко неоднозначен, ведь и с одними и с другими они укрепляют собственную империю. Леви возмущён поведением Саудовской Аравией – пятой зарождающейся империей-призраком, пытающейся купить у России противоракетную систему С-400. Во всех пяти случаях проблемы возникают на уровне перехода из short term в long term, возникающего в этих пяти империях-призраках, которые, в результате, могут превратиться в реального врага. И этими империями Леви с командой предлагает заняться. Ибо, в противном случае, они имеют шансы избавиться от приставки ghost.
Нас же интересует как раз обратное: как избавиться от приставки ghost? Во всём. Мы пока ещё не русские, а призрачные русские. Всё ещё призрачная России. У нас ghost-суверенитет. Но мы уже и не просто объекты, как. У них появились подозрения, что за фасадом России что-то есть, как и за фасадом Турции. И это что-то, что они не контролируют извне. Мы уже превратились в ghost, и битва будет происходить за окончательное превращение (или не превращение) из ghost, из симулякра идеи в реальность. Этот возможный переход как раз совпадает с последним сроком нашего президента. То же самое происходит с Турцией и Ираном. Либо Эрдоган по-настоящему приблизится к суверенитету, либо его сбросят, в Иране либо реально подойдут к шиитской революции, либо будут балансировать между Традицией и Модерном как сейчас.
Либеральные идеологи видят, что и в области геополитики у них всё идёт не так, как задумано. Препятствия превращаются в призраков, это становится реальным фактором и силовое давление не работает, давая обратный результат. Поэтому они и хотят сделать акцент на soft power, на новые технологии. Они будут вскрывать нас изнутри в ближайшие годы. Они знают наши слабые места. Они были крайне раздражены всякий раз, когда мы говорили о геополитике, о дипломатии, но всякий раз оживлялись, когда речь шла о «шестой колонне», о либералах и западниках внутри нас. Они хотят нанести удар по этим пяти империям-призракам, чтобы вернуть их в состояние препятствий.
Это плохая новость для людей, которые занимаются государственной безопасностью. Они признали наши успехи в силовой политике, поэтому и решили нанести удар изнутри, чтобы не допустить превращения ghost в реальность. Фиксировать всё это действительно важно, потому что Леви — это не индивидуум, а спикер мирового правительства, но не только, он напрямую участвует в этих процессах.
Transition
Итак, мы наблюдаем резкое ослабление глобализационного проекта. Уже готов появиться его противник – если выражаться в апокалиптических терминах, появляется свидетель происходящего, который говорит — «стоп, вы не правы». Это ещё не симметричный удар, но уже что-то серьёзное.
Мы живём в мире Transition – перехода от однополярного момента к чему-то другому. Даже западные аналитики признают, что однополярный момент закончился, эпоха, когда идеология Модерна имела дело лишь с предметами и препятствиями, завершилась. Возникла какая-то степень альтернативной субъектности, и её либо надо уложить обратно в существовавшие прежде рамки, либо сделать что-то ещё. Если удастся оборвать эти претензии на субъектность остальных империй, мы вернёмся к однополярному моменту. Однако все чувствуют, что что-то не так, даже на уровне short term. Наши успехи в Сирии – элемент важнейшего символического действия. Объявление Трампом Иерусалима столицей Израиля – это гениальный ход, который ещё больше развивает ситуацию к многополярному миру, который будет устроен из империй, где все они потеряют приставку ghost. Тогда у каждой цивилизации будет свой проект, вместо одного универсального.
Какой бы сценарий ни реализовался, Запад настроен скептически. Но то, что он настроен скептически, не должно нас радовать. Чем более они этим обеспокоены, чем более реалистично они видят конец, тем больше они будут агонизировать и сопротивляться. Они будут искать слабые места, и их очень много. Сегодня мы живём в этом переходе, и ситуация перехода обостряется. Перейдём ли мы из ghost в реальность или будем сброшены? Любой переход даётся большими потерями, кровью.
2017 — Фактор Трампа
Избрание Трампа изменило все. Если бы президентом стала Клинтон, никакого приглашения в Амстердам бы не было. Трамп принципиально изменил баланс сил в этой игре. Благодаря ему появились ghost Empires. Он сделал нечто, что принципиально аффектировало всю эту структуру long term. Когда американцы и Леви произносят имя Трампа, – надо видеть их лица – их просто трясёт. Трамп представляет собой совершенного противника проекта Леви, вообще глобализации в её лево-либеральном ключе.
Трамп сорвал ядерную сделку с Ираном, которая была нужна для того, чтобы поддержать там реформаторские течения, смягчить давление на Запад, уменьшить влияние Ирана на Ближний Восток, улучшив отношения с реформаторскими элитами Ирана через иракских шиитов, через Багдад – и таким образом, через иранскую «перестройку» вывести его из игры.
Другой проект лево-глобалистов заключался в поддержке ИГИЛ для того, чтобы создать подконтрольную версию ислама, которая будет иметь ограниченный идеологический потенциал, т.к. ИГИЛом можно управлять только при помощи Саудовской Аравии. Сети радикального ваххабизма управляются, если мы создадим схему исламского мира из одного пространства – где очень давно не было суфийской идеологии – то есть, из Саудовской Аравии. За счёт союзничества с Саудовской Аравией можно было управлять салафитами, ваххабитами и в целом параллельной традиционному исламу исламисткой сетью.
Соответственно, сам ИГИЛ был проектом «болота» — swamp, — которое Трамп призывал «осушить» ещё на стадии избирательной кампании. Сближение с Ираном – идея «болота». Превратить мусульман в своих союзников, слив их в ИГИЛ и направив в либеральном направлении – тоже их идея. Поддержка «реформаторства», шестой колонны, либерального проекта в России — дело рук «болота». Вспомним последний визит Бжезинского в Москву – его привёз к Медведеву Юргенс, когда Бжезинский предложил сделку, – снятие всех претензий в том случае, если Медведев пойдёт на второй срок. Ибо идеей «болота» была интеграция России, её включение в глобальный либеральный проект, а не обострение. Либералы-глобалисты подчас идут навстречу нелиберальным режимам, чтобы поддержать внутреннюю оппозицию и вскрыть их, таким образом, изнутри. Но в критический момент они становятся очень жёсткими.
Трамп пришёл с идеей «анти-болота». Стратегия Трампа состоит из двух составляющих – трампизма (оголтелого популизма, связанного с неприязнью американских обывателей к истеблишменту вообще), и неоконов (Кушнер и компания). Изначально неоконы были на стороне «болота», но часть из них эмигрировала к Трампу.
В чём Трамп действительно последователен всё это время, так это в своём саботаже проектов «болота». Это уже становится его фирменным стилем. Во многих вещах он колеблется (между трампизмом и неоконсами), делает то интервенционалистский жест, то нон-интервенционалистский. Но всё, что Трамп делает, он делает против «болота» — Хиллари, Обамы и их пособников в истеблишменте. Он колеблется между трампизмом и неоконами, но не колеблется в требовании посадки Хиллари. Он не колеблется в демонтаже инфраструктуры модели предшествующей администрации на Ближнем Востоке. Он разрушает те проекты, в которых участвовал Леви. Он постепенно меняет кураторов основных направлений и ставит условно «своих» людей – тех, кто не являются людьми Хиллари и Обамы. Он проводит некую кадровую зачистку, и блокирует то, что проводилось в предыдущие годы. Это и привело и к сдаче Киркука, и к другим последствиям, о которых бьёт тревогу Ливии. Кто-то по инерции продолжает действовать в рамках прежнего проекта, но новые люди, приходящие с Трампом, всё активнее начинают им мешать. Половина американских структур на Ближнем Востоке продолжает действовать по старой схеме, половина уже ведёт себя иначе. Это ещё не значит, что у Трампа есть какой-то проект. Но совершенно точно означает, что у него проект не такой, как у «болота». Он всё больше склоняется к неоконсервативной модели, разбавляя её популистским «трампизмом».
Эта модель и привела, в частности, к признанию Иерусалима столицей Израиля. Но это — страшный сон глобалистов, потому что в реальности Трамп от этого ничего не получает, как и американские глобалистские сети. Вся американская агентура на Ближнем Востоке, на которую опирался американский истеблишмент предыдущей администрации, сейчас подпалена. Она подписывалась под условия Обамы, под то, что ситуация «ни палестинцам, ни израилетянам» будет длиться ещё долго, но с признанием Иерусалима всё радикально поменялось. И поскольку Обама рассматривался Трампом как сторонник идеологии палестинцев, то, соответственно, этим Трамп и в этом его «уделал».
В реальности Трамп сделал одну необратимую вещь: он объективно усилил наши позиции на Ближнем Востоке. Он дал в руки России, Турции и Ирана козыри, которые, возможно, предопределят всю мировую историю. Это действительно серьёзно, потому что после Сирии нас рассматривают не только как победителей, но и как единственную надежду на альтернативную политику. Таким образом, Трамп ещё на шаг продвинул наш статус от ghost empire к империи к реальной Империи, а с ней – к многополярному миру. Кнечно, он действовал и действует не в наших интересах, а в интересах неоконов и израильтян против «болота», но движется он в сторону многополярности, создавая для нее все больше объективных предпосылок. Более того, Трамп будет действовать так и дальше, до тех пор, пока его не остановят: возможно, три года, если не уберут, а возможно сможет пойти и на второй срок. Тогда становление субъектов многополярного мира точно станет необратимым. Но, скорее всего, у нас есть всего три года для активнейшей деятельности на Ближнем Востоке. Трамп будет продолжать мешать обамовцам реализовать «Великий Ближний Восток».
Конфликт внутри глобальной идеологической системы очень серьёзен, но возникает ощущение, что у них есть запасная карта, и что они надеются на рыхлость российской элиты. Если мы ещё немного продержимся, даже изображая из себя тех, кем не являемся, то дела пойдут неплохо. Макрон для нас опасностью не является, Европа не перегруппируется в некий субъект, и деньги здесь не помогут. Это унылое разлагающееся общество, которое в качестве альтернативы Америке не годится. Леви не прав: на том конце может быть только Америка, но никак не Европа. Поэтому битва и дальше будет идти за Америку и за подрыв в пяти ghost-империях тех сил, которые могли бы помочь перестать им быть ghost. Вся идеологическая модель будет основана на том, чтобы вернуть к власти носителей базовой идеологии Просвещения в центр, сместить Трампа и взорвать пять империй изнутри.
Упадок радикального ислама, курируемого из Саудовской Аравии, открывает России все возможности для того, чтобы стать гарантом исламского возрождения. Если мы займёмся исламским миром, то ничего нам на сегодня не помешает стать главной ведущей силой на этом пути.
Трамп сделал одну хитрую вещь, обеспечившую его устойчивость. Если бы он был просто трампистом, его бы, наверное, уже не было. Но он нашёл новых союзников, которые его поддерживают. Конечно, нам не следует ждать от него чего-то хорошего, главное для нас то, чтобы он делал плохо «болоту».
Перспективы 2018
Если рассматривать ситуацию в перспективе, то пока под вопросом стоит сам переход от ghost в enemies, превращение из призрака империи в Империю – главный вопрос будущего времени. Для всех потенциальных врагов Модерна. Иранцы так заболтали все правильные вещи, что для предотвращения затухания традиционалистских тенденций может потребоваться новая консервативная революция. Турки на одном кемализме тоже далеко не уедут. Для имперского перехода они должны вернуться к Традиции, к суфийским, антизападным корням. Нам же нужно выйти из состояния ghost-Russia, и если на момент окончания срока Трампа у нас не будет плана, то мы, действительно, попадём в критическую ситуацию. У нас начинается критическая эпоха, и здесь важна работа людей, которые представляют не ghost, а настоящую Россию. Для этого у нас должна быть и идеологическая, и кратополитическая модель. Как будет складываться идеология, как мы проведём деконструкцию Модерна, как мы освободимся от проявлений либерализма – от этого будет зависеть всё. Второй вопрос – как мы сможем это сомкнуть с реальными политическими решениями. Интуитивно это многим понятно, но как это совместить – пока нет. Когда честные русские люди приходят и пытаются что-то сделать, short term политика просто перемалывает их.
2018 год – это год идеологической войны. Это война за появление многополярного мира в лице настоящих империй, основанного на антизападной идеологии. Когда Леви говорит, что это «наши враги», он имеет в виду, что это враги Просвещения, технологического прогресса, прав человека и индивидуализма. И это – правда. Именно об этом и идёт речь. Мы хотим иного будущего. Мы – сторонники проекта Традиции. Здесь важно отметить, что Традиция – это obstacle, для Модерна это лишь препятствие, а вот традиционализм – это те силы, которые, даже если скалы нет, её воздвигнут, на пути той самой электрички Модерна. Традиционализм – это восстание против Модерна.
Всё же, что сегодня реально меняет картину мира на уровне middle term политики, решается на Ближнем Востоке. А там главным фактором становится альянс России с Турцией и Ираном, который, в значительной степени зависит от того, сможем ли мы разрешить курдский вопрос. Важно отметить, что курды вообще никому не преданы, и не могут быть преданы по определению. Они преданы только самим себе. Они живут в своём собственном мире, который никем не управляется, не курируется и не опекается, особенно теми силами, которые представляет Леви. Единственное, чего мы не можем обещать курдам – это национальное государство. Просто потому, что национальное государство принадлежит прошлому (Вестфальская система), и вообще никакого не решает ни одной проблемы. Мы должны воспринимать национальные госдуарства как метафоры чего-то большего –народов, культур и т.д., то есть как намеки на ghost empires, политии-цивилизации, «большие пространства». Если удастся вывести курдов из состояния ожидания национального государства, то в оси Москва-Тегеран-Анкара могут оказаться и курды. Ведь в перспективе курдское «большое пространство» (не государство), напротив, вполне вероятно.
Ближний Восток
Вновь открывшиеся условия приводят нас к тому, что мы должны поддержать весь ислам, находящийся вне Саудовской Аравии. Особое значение должны приобрести отношения с Египтом и с Магрибом. В Марокко и Алжире пока что всё контролируется европейскими спецслужбами, то же самое – в Ливии, поэтому нам пора этим заняться. Сейчас, когда исламизм, находящийся под контролем Саудовской Аравии ослабевает, усиливается фактор не-исламизма, то есть, не салафизма и не ваххабизма. Если мы обстоятельно займёмся арабским исламом — за исключением Аравийского полуострова, — прагматически используя Катар, но не делая на него ставку, мы получим реальный шанс добить проект «Великий Ближний Восток».
Что касается Израиля, то в данной конфигурации ничего положительного предложить ему невозможно. Они однозначно встали на противоположную позицию, нам же, не входя в прямое противостояние, следует занять свою собственную, а в сложившихся обстоятельствах это автоматически означает антиизраильскую позицию по всем направлениями, усиливая своё влияние в арабском мире. Конкретно, не признавая Иерусалим израильским, жестче отвечать на израильские вылазки как в Сирии, так и повсюду.
В любом проекте должны быть «козлы отпущения». В нынешних условиях Саудовскую Аравию и Израиль, возможно, придётся принести в жертву панисламскому, неваххабистскому, антизападному проекту, если они сами не постараются найти себе места в евразийской геополлитике Ближнего Востока. Это же аффектирует наше положение в Пакистане и Афганистане, потому что, становясь другом и защитником исламского мира, учитывая фактор Трампа, необходимо начать думать об отношениях и с этими странами.
Иное положение в такой картине обретает даже радикальный исламизм, который был нашим противником, потому что управлялся из Саудовской Аравии с опорой на США и Израиль. Встав на сторону исламского мира в целом, Россия может изменить отношение и к нему, если он в свою очередь изменит свое отношение к христианам, суфиям и начнет учитывать законы геополитики. В развитии ситуации, не получая больше западной поддержки, радикальный ислам, изменив свою природу, потенциально даже может стать при определенных условиях нашим союзником. Ибо сегодня всякий антизападный элемент начинает работать в нашу пользу. К примеру, когда турки изменили своё отношение к американцам, они тут же перестали поддерживать радикалов на Северном Кавказе. Если «Братья-мусульмане» вспомнят свои суфийские корни, а Катар, традиционно покровительствующий салафизму, сблизится с нами, Турцией и Ираном еще больше, вектор радикального ислама может измениться кардинально.
Европа
В чём уже не стоит сомневаться, так это в том, что Европа точно не станет новым центром глобализации. Для этого у неё нет абсолютно ничего: ни потенциала, ни воли, ни сил. России же необходимо начать интенсивно работать в Европе и с правыми и с левыми противниками глобальной гегемонии, для того, чтобы подталкивать их к созданию собственной ghost empire, Европейской Империи с опорой на популизм – социальную справедливость и традиционные ценности. Несмотря на то, что в европейских элитах всё ещё доминирует «болото», там нарастают очень интересные тенденции. И если Россия будет помогать дестабилизировать власть глобалитских элит, стараясь найти контакты с революционными силами, мы можем многого достичь. Для этого можно использовать их же методы, например, технологию создания малых сил (как они это делали при помощи многочисленных групп «Открытого общества» в самой России) для побрыва легитимность либеральной диктатуры, тем самым мы можем реально попытаться влиять и на Европу.
Важно отметить, что европейские центристы предпочли бы иметь дело с нами – во всяком случае, в экономике, чем с США. При Трампе европейцы будут освобождаться от жёсткой опеки, и к правым и левым силам присоединятся центристы-прагматики. Идея Леви о том, что Европа должна взять на себя функции центра «болота», не понравилась там никому. Напротив, возник логический вывод — если Россия такая сильная, а в Америке всё так плохо, как описывает Леви, то надо не ссориться с Россией, но торговать.
Ещё один немаловажный фактор в Европе – исламский. Если принять за основу утверждение, что ислам теперь на нашей стороне, то все европейские мусульмане так же оказываются на стороне контргегемонии. А это огромная турецкая диаспора в Германии, огромное количество ваххабитов, и даже некоторые коренные европейцы, которые (как, например, Клаудио Мутти) перешли в ислам. Выведение Европы из-под этого глобалистского проекта – поле открытой битвы. При нынешних обстоятельствах мы можем спокойно включаться в битву за Европу – причем не только «справа», но и «слева», со стороны антикапиталистов и антиглобалистов. Мы должны помочь созданию европейской контргегемонии, которую, собственно, и придумали европейцы, ибо это термин Грамши. При этом в Европе назревает мощный «правый» подъём.
США
В Америке – Трамп против «болота». Три года Америка будет замкнута сама на себя. Вряд ли она влезет в авантюру против Северной Кореи, поскольку, хоть это и будет в пользу неоконов, но сработает против трампистов. Трамп же старается держать баланс. Отношения с Россией будут ухудшаться, но нам это только на пользу. В отношениях с США нам подходит всё, кроме войны и дружбы.
В качестве проекта активного действия Россия может начать поддерживать контргегемонию в самой Америке – как через «левых», так и через «правых», что мы и делаем. Для этого мы должны сами поверить в миф о том, что наши хакеры повлияли на выборы. Конечно, мы не могли, но раз они так называют, надо сконструировать образ Всемогущей России, которая влияет на Запад. Это война интерпретаций, в которой нам становится выгодно поддерживать этот миф о русском присутствии и дальше.
Александр Дугин
[1] Эне́й — в древнегреческой мифологии герой Троянской войны из царского рода дарданов.
[2] Правый сектор — экстремистская организация т.н. украинских националистов, запрещённая в России.
[3] Das Man — неопределенно-личное местоимение — понятие, введённое Хайдеггером в «Бытии и Времени» при анализе неподлинного существования человека. Хайдеггер отмечает, что существует такая озабоченность настоящим, которая превращает человеческую жизнь в «боязливые хлопоты», в прозябание повседневности. Основная черта подобной заботы — её нацеленность на наличные предметы, на преобразование мира. С одной стороны, сама эта нацеленность анонимна и безлика, с другой — она погружает человека в безличный мир Das Man, где всё анонимно. В этом мире нет, и не может быть субъектов действия, здесь никто ничего не решает, и поэтому не несёт никакой ответственности.
[4] Аллюзия на книгу Карла Поппера «Открытое общество и его враги».
[5] Запрещенная в России террористическая организация.
[6] Цинизм в вопросах морали, показное безбожие и полная свобода в сфере половых отношений.
Похожие публикации
