Осень патриарха. Михалкову 70

Ладонь Румфорда была мозолистая, но не загрубевшая местами, как у человека, обреченного до конца дней своих заниматься одним видом труда. Эта ладонь была покрыта изумительно гладкой и ровной мозолью, образованной тысячью разных приятных занятий, — ладонь деятельного представителя праздного класса. Рукопожатие и улыбка Унистона Найлса Румфорда разрушили самомнение Константа так же быстро и умело, как рабочие после карнавала разбирают карусель.

Курт Воннегут, «Сирены Титана».

Не ищите тут «объективного рассказа» о жизни и творчестве Михалкова в его юбилей — пусть традиция завуалированно и интеллигентно обливать грязью известного человека останется либералам, бестолковым кинокритикам и хипстерам-энтузиастам, причастным к культуре лишь с помощью узких skinny-штанов и аккаунта в «Фейсбуке». Мы будем говорить о другом, но, кстати, не побоимся при случае прищемить Никите Сергеевичу хвост — поводов достаточно, — если это вообще в человеческих силах.

Давайте начнем с того, что Михалков — феноменальная личность. Талант, харизма, предприимчивость — это только часть его достоинств; а высокомерие, переходящее в хамство, манера держать себя как блатной сынок партийного босса (от которой он так и не избавился даже в на восьмом десятке) — лишь часть его недостатков. Справедливости ради заметим, что он никого не сбивал на Ferrari, хотя и никогда не стеснялся пользоваться своим «административным ресурсом».

И недостатки, и достоинства нашего великого актера, режиссера (это без иронии) и главного российского «барина» произрастают из одного корня — он вышел из рядов партийно-творческой элиты. Что это означает? Это вседозволенность и заведомая решенность всех жизненных проблем, над которыми простые люди бьются десятилетиями. Если бы Никита Сергеевич захотел бы стать авиаконструктором вместо служения Мельпомене, стал бы! Физиком-теоретиком — да Бога ради. Политиком или дипломатом — пожалуйста! «Сто путей, сто дорог для тебя открыты», — как пелось в известной кинопесне. И это все при том, что простой советский человек при выборе жизненного пути в большинстве случаев сталкивался с непреодолимым детерминизмом своей социалистической родины: школа — ПТУ — кирпичный завод; школа — институт — младший инженер. Правда, случались варианты вроде тюрьмы или ЛТП. Но всего этого маленький Никита не видел! Перед ним было 100 путей — пойдем по радуге, найдем горшок с золотом…

Такой низкий старт, как у Михалкова, тоже, кстати, не лишен опасностей. Лично я вышел из похожей среды, и мне, по идее, если бы сложились звезды, вполне могли светить схожие возможности — не угробься СССР в 1991 году. Потому-то я так просто об этом рассуждаю. Но мне довелось вдоволь насмотреться в детстве на партийных отпрысков. Они были сытые, расслабленные и ни на что не способные ребята. Слушали свои привезенные с Запада пластинки, за которые бы удавилась половина молодежи страны, а для них это было обыденностью. Жрали свои кремлевские заказы. Носили джинсы, как обычные брюки, при этом остальное население сдувало пылинки со своих Montana, надевая только на свидания и дискотеки.

Эти отпрыски ничего не умели и ничего не могли! Но Михалков, вышедший из этой же унылой «удовлетворенной желудочно» среды партийный гомункулов, все-таки смог!

И тем не менее его успех обусловлен не только талантом, но и положением в обществе. И ладно, и хорошо! Кому-то же должно везти в этой жизни. Но есть единственная вещь, на которую он не имеет права.

Происхождение Михалкова, предполагающее абсолютную тепличность условий, большой административный и материальный капитал, а также фору 1000% в любом деле, не дают ему право говорить от имени народа! А уж тем более выступать моральным ориентиром и чему-то кого-то учить.

Но все перечисленное мы слышим от Михалкова чуть ли не каждый день по центральным каналам! И это главный нонсенс, связанный с его личностью. Главная причина нелюбви и даже ненависти к нему.

Личность Никиты Сергеевича, я заметил, вызывает у многих российских мужчин, даже вполне реализованных, бодрых духом и телом, немедленный сильнейший приступ комплекса неполноценности, когда они видят «барина», скажем, по телевизору, что заставляет их говорить гадости и делать глупости. К тому же этот приступ осознания собственного ничтожества причудливо смешивается с ощущением творящейся несправедливости. Ведь им никогда не выпадал и никогда не выпадет шанс, который выпал Михалкову. А он их еще чему-то учит! Этот калейдоскоп переживаний дополняется сознанием того, что режиссер и актер ничем не заслужил происходящего с ним перманентного счастья. А ведь это правда — Никита Сергеевич ухватил синий хвост удачи с самого детства и с тех пор не выпускал. Это вызывает ярость! В самом деле, не Михалковым же единым! У нас есть еще и Тарковский, и Эйзенштейн… Повторяю, я видел такую реакцию не у ломом опоясанных закомплексованных малахольных чмо, которые способны только завидовать и сваливать свои проблемы на евреев и американцев, а у вполне талантливых реализованных мужиков.

Да, ему завидуют, но это не только зависть.   

Дело тут в том, что клан Михалковых всегда жил будто бы в другом измерении –– с другими порядками и укладом. В этом измерении дозволялось чуть больше, чем положено обычному советскому, ныне российскому, гражданину; и даже больше, чем партийным бонзам или нынешней приблатненной «элите». И я однажды чуть не попал в такое измерение.

Случилось это в раннюю перестройку. Я был подростком. Мне в руки попал журнал «Ридерз Дайджест» (тогда это издание еще не прославилось мошенническими схемами развода наших пенсионеров на деньги и ненужные подписки) — одно из немногих американских изданий, выходивших в СССР на русском языке. На станицах этого странного журнала я нашел статью про клан Михалковых. Там так и говорилось — «клан». Был вроде год 1985-й. Советский Союз находился в последнем приступе своего могущества, которое потом уничтожил Горбачев. Времена, конечно, уже либеральные, но государственный гнет и идеологическая машина никуда не делись. Все, как всегда, — в столовую строем ходили. И вот, я читаю рассказ на несколько разворотов про совершенно нормальных дореволюционных помещиков, которые, оказывается, даже не МихалкОвы, а МихАлковы — по-старому. У них есть огромный дом, прислуга, чуть ли не конюшня. Но дело даже не в поражающих воображение матценностях, а в покойной совершенно несоветской расслабленности обитателей этого дома. Я не помню, у кого конкретно из «клана» там брали интервью, но говорили домочадцы «дворянского гнезда» так, как будто проживают в 1885 году в царской России, а не 100 лет спустя в СССР. Это было что-то нереальное и невозможное. За это революционные матросы вполне могли поднять их на штыки. Но матросы куда-то делись. Они, очевидно, были в моем измерении, в котором пребывали все советские люди. А герои репортажа были в каком-то другом — не советском. И я тогда ясно понял то, что потом прочитал у Оруэлла: «все животные равны, но некоторые равнее».      

Я никогда не был поклонником советской власти, хотя и врагом настоящим не был. Но в пионеры приняли в последнюю очередь за «диссидентство». И все же жизнь вокруг была пропитана идеологией, которая не могла на мне не сказаться. Короче, я был обычным советским ребенком, который вдруг узнает, что сама суть системы — лжива и поддельна. Я допускаю, что целью статьи имелось показать западному миру «цивилизованный фасад» Советской России. Мы тогда начинали заигрывать с Западом. И все же этот материал был совершено вопиющим. Именно тогда я начал понимать, что Советская власть долго не продержится. Ну не могут существовать в одном обществе красные пролетарии и откровенное помещичье барьё, даже в разных измерениях. 

После падения СССР Никита Сергеевич проявился как общественный деятель на полную мощность, разумеется, не изменив своим привычкам.

Михалков в медиа пространстве (и это ему вряд ли польстит) — предтеча Тимати, Джастина Бибера и Тины Канделаки. Эти выскочки уже который год без мыла пенетрируют бедные мозги «пипла» своими искрящимися имиджами. Возможно, суть феномена в том, что барьё, одновременно со стремлением огородится от черни, испытывает жгучее желание нравится народу, быть на слуху. И тут не только потребность, но и коммерческая необходимость. Оказывается, узкой «прослойки» недостаточно, нужно еще получить одобрение этой странной изменчивой субстанции — народа. Приходится прыгать и корчить рожи — не позавидуешь.

И тут мы наблюдаем еще один интересный момент. Ведь, кого не спроси, никому не нравятся ни Тимати, ни Канделаки, ни Михалков, но они не сходят с газетных страниц. Так что это еще вопрос, кто у кого находится в заложниках: они у общества, потому что без народных денег им не жить; или народ у них — потому что их несимпатичные образы с предельной назойливостью вдалбливаются людям в сознание.

Если первый вариант правильный, то Канделаки за попытку изуродовать имидж автомата Калашникова (правда, к счастью, безуспешную) мне ничуточку не жаль; а если подходит второй вариант то Михалков, как ни крути, наше культурное достояние — мог бы меньше пыжиться. Его имя и так вписано золотыми буквами историю кино, и он не перестанет быть великим актером и режиссером, даже если примет сторону (возьмем самый фантастический сценарий) украинских сепаратистов, как Макар.

И, тем не менее, мы чуть ли не каждый день видим его на экране в прайм-тайм. Почему? Потому что Никита Сергеевич, несмотря на то, что ему «насрать» на чужое мнение, как он неоднократно говорил, все-таки к этому мнению прислушивается и обижается. Отсюда произрастают все эти его «бесогоны». Цель их — дать отпор, а заодно огородиться от черни.  Патриотизм Михалкова и сопутствующие ему телепередачи, высказывания, интервью, проекты представляется мне не более чем способом показать народу его место. Способом отгородить быдло от знати — прямо как нас учили в советской школе, когда рассказывали о химере религии и произволе помещиков. Быдло мешает знати работать и наслаждаться жизнью, ему надо придумать благовидное занятие, чтобы оно варилось в собственном соку и просто покупало билеты в кино! Загнать «массы» под «благое иго» безумной идеологии позапрошлого века, где православие путают с квасным патриотизмом, а долг перед обществом — с рабством, под гнет помещиков и прочих «смотрящих», важно лишь для одного: создать привилегированное огороженное пространство для себя любимого, где эти же правила, которые предлагаются народу, работать не будут! Собственно, в отношении Никиты Сергеевича никогда и не работали никакие правила, общепринятые для всех.

Михалков никогда не стеснялся подчеркивать свое исключительное, точнее исключительнейшее, положение в обществе. Со сталинских времен и поныне не изменилось только одно –– правило, относящееся к этому клану: при любой власти, при любой политической погоде, Михалковы — все до единого — в полном порядке!

Михалков сейчас в таком положении, что ему не грозит опала ни при каких обстоятельствах, его статус недосягаем. Его «Ваше превосходительство», обращенное к Путину, некоторые восприняли как иронию, мол, режиссер таким образом показал, кто тут настоящее «превосходительство» (тем более, после его высказанных президентских амбиций). Это, конечно, все глупости. А было это, на самом деле, своеобразным амикошонством от обратного — я типа настолько близок к власти, что даже стараюсь приуменьшить эту близость, хотя бы на словах. Это что-то из репертуара кардинала Ришелье, который на приеме у короля был смиренным и кротким агнцем, а за его спиной крутил свои дела, как хотел. 

На Западе существует меткий мем Attention whore, который на русский язык переводится коряво и нецензурно. Перевести это можно так: «человек, требующий к себе постоянного внимания». Такое явление мы видим на медиасервисах типа YouTube каждый день. Так вот, чтобы не тушеваться перед могучей личностью Михалкова, не впадать в приступы самоуничижения, нужно только и всего понять, что мы — «холопы» — нужны ему гораздо больше, чем он нам! Тем более на фоне его последних неудач в кинематографе. Лучше быть «холопом», чем whore…

***

Я желаю Никите Сергеевичу Михалкову долгих лет жизни и еще многих прекрасных картин. Правда, уверен, что ему никогда не поставят памятник. Памятнику он уже себе воздвиг — нерукотворный. Это памятник состоит из зависти и ненависти (даже среди патриотического крыла общества). Другой вопрос, что Никита Сергеевич одним только своим существованием обнажает огромный комплекс неполноценности нашего народа, который берет свое начало из долгих и глубоких традиций российского государственного рабства. А вот не фига завидовать! Занимайтесь собой!

Когда наш народ будет спокойно относиться к подобным героям, перестанет превозносить их до небес за «харизму», а станет спокойно и здраво ценить их за по-настоящему хорошие фильмы, музыку, картины — это станет явным признаком оздоровления общества, до которого, учитывая нашу полуфеодальную классовую систему, к сожалению, еще далеко.  

В Михалкове соединились деловая хватка и творческие способности. Как у японских поэтов-чиновников, которые через час после подписания приказа о выдаче самураям стольких-то коку риса на год, а также подписав пару смертных приговоров, садились писать танку про бабочку, виднеющуюся сквозь паутину. Коммерция, искусство и чиновничество уживаются в личности Михалкова. Правда, иногда искусство отступает — оно ведь тонкое искусство-то — перед двумя остальными сущностями, и тогда –– нате вам «Утомленные солнцем 2»… 

Вот на этом я бы и хотел закончить этот юбилейный текст. Про то, что «Михалков уже не тот» (или не торт), про то, что «раньше он лучше снимал», про его успехи в таких фильмах, как «Свой среди чужих…» и «Жестокий романс» вы и так знаете. Конечно, по своему обыкновению я хотел бы контрапунктом внести некую трагическую нотку в этот рассказ, но не получается. Михалков счастлив. Он танцует, как индуистский бог Шива, попирающий в танце ногами уродца, и ни о чем не заботиться. Если мы будем по его поводу так сильно переживать, то, скорее, это выдаст наши недостатки и темные стороны, чем его. Последние его неудачи никого не должны вводить в заблуждение. Он настоящий мастер, поэтому, когда разомкнет в себе порочную сцепку получиновника с полурежиссером и займется прямым своим делом, то, будьте уверены, мы еще увидим михалковские шедевры. Когда это произойдет? Никто не знает. Когда сам маэстро захочет. Но ему пока «насрать».

Михаил Сарафанов