События 2014 года, прежде всего украинский кризис, обозначивший диаметрально противоположные подходы России и Запада, антироссийские меры, санкции, контрсанкции и ужесточение внешнеполитической риторики ряда держав, вновь вывели на первые полосы СМИ термин «холодная война». При этом контролируемые западным финансовым капиталом информационные агентства виновником этой новой старой войны однозначно объявляют Россию и персонально президента Путина: мол, это он вернул мир к состоянию холода в отношениях с США и Западной Европой. Вновь заговорили о возрождении «империи зла», возобновлении гонки вооружений и пр., и пр. Президент США 24 сентября 2014 г. с трибуны Генеральной ассамблеи ООН назвал Россию (российскую агрессию в Европе) в числе трёх главных угроз и вызовов человечеству и призвал мировое сообщество противостоять этой угрозе.

Выражение «холодная война» первым из политиков употребил 16 апреля 1947 года Бернард Барух, советник президента США Трумэна, в речи перед палатой представителей штата Южная Каролина[1]. На тот момент это был новый термин в политическом лексиконе. Обобщая определения из различных энциклопедических источников, можно прийти к выводу, что холодная война — это глобальная геополитическая конфронтация между СССР и США и возглавляемыми ими системами (в геополитической терминологии: суши и моря; в терминологии классического обществоведения: социализма и капитализма) в период с середины 40-х до начала 90-х гг. ХХ столетия. При этом обычно подчёркивается, что данный тип противоборства связан с отсутствием у агрессивной стороны превосходства в военной силе для разгрома или подчинения геополитического соперника вооружённым путём.

Однако чисто энциклопедический подход освещает лишь употребление того или иного термина в рамках определённой исторической эпохи и в характерной для неё концептуализации. Возникает резонный вопрос: разве до 1945 г. у нас не было геополитического противоборства с Западом? А что такое взращивание Гитлера, поощрение движения Германии на Восток, Мюнхенский сговор? И это только примеры из истории XX века. Автор лучших в России учебников по геополитике Н.А. Нартов утверждает: «Первые залпы «холодной войны» по Российской империи прозвучали в конце ХIХ в. Парадокс состоит в том, что эти залпы были беззвучными. …Последний генерал-фельдмаршал России Милютин, генералы и полковники русского Генерального штаба (А. Вандам, В. Семёнов-Тянь-Шанский и др.) утверждали, что Англия, а в меньшей степени Франция вели против России дипломатическую, информационную, экономическую войны»[2]. И это закономерный процесс геополитического противоборства в периоды, когда не ведутся войны классического типа.

Анализ каждой эпохи должен опираться на учёт и оценку факторов, имеющих важное значение именно для данной эпохи. Однако это не отменяет наличия констант и стратегических целей, актуальных в разные века и преемственных по отношению друг к другу. Можно наглядно показать, что противостояние двух цивилизаций продолжалось несколько веков, то обостряясь, вплоть до «горячей» войны, то затухая, то проявляясь со всей очевидностью, то уходя в плоскость тайных, закулисных союзов и интриг против России. Даже союзнические отношения в мировых войнах (Антанта, антигитлеровская коалиция) не опровергали этих закономерностей. Запад никогда не останавливал своей тайной подрывной деятельности внутри нашей страны, финансирования врагов России как в её границах, так и за рубежом, выработки проектов расчленения нашего Отечества на несколько зависимых территорий.

Можно не называть эту долгоиграющую войну «холодной» ради чистоты историографического диагноза. Но уже в XV–XVI веках многие перечисленные выше виды враждебной деятельности использовались западными державами и институтами против нашей страны. В течение пяти веков Рим, Лондон, Париж, Берлин, Стокгольм рассматривали Россию как объект возможной колонизации. К нам присылали разведчиков, которые искали слабые места нашего государства, составляли планы военной интервенции. За западное золото готовились агенты влияния, формировалась «пятая колонна».

Иван Грозный в ходе двух волн реформ (земские реформы и затем опричные реформы) заложил иммунные механизмы, которые не позволили государству погибнуть в ходе первого Смутного времени в начале XVII века. Верхушка самых активных сторонников Запада и польских «шляхетских свобод» была уничтожена в опричнине, а оставшиеся «западники» не имели достаточно влияния, чтобы заставить русское общество смириться с принятием унии и вхождением в орбиту западных держав.

Перед лицом растущей и усиливающейся России Западный мир создавал и поддерживал на своих восточных рубежах державы-форпосты (термин Арнольда Тойнби) для оказания давления на Восток. В моменты ослабления Русского государства в ход пускался весь арсенал средств для его покорения, расчленения и колонизации. Такой державой-форпостом стало объединённое польско-литовское государство Речь Посполитая, возникшее во время ливонской войны с Россией и аккумулировавшее весь опыт западного мира для ведения первой квази-холодной войны против России. Эта война вылилась в Смутное время, в котором были использованы специально подготовленные «самозванцы», наносился одновременный удар по России с севера, запада, юга и изнутри, а затем, после неудачи с самозванцами, была осуществлена неприкрытая польская интервенция с претензией на захват московского престола. Безусловно, первое Смутное время в России было бы невозможно без инспирации его западными державами и папским Римом.

По мере ослабления Польши как форпоста Запада на первый план в этой роли выдвигается Шведское королевство, разгром которого Петром I в начале XVIII века знаменовал прекращение морской военной и торговой изоляции России. После этого достижения Россия надолго вошла во внутриевропейский политический концерн как мощный и нежеланный фактор. Иными словами, Запад был силой принужден признавать мощь и значение России.

В то же время в XVIII веке продолжились попытки использовать механизмы влияния на Россию с целью её нейтрализации. Наша страна всё чаще рассматривалась западными державами как угроза. При этом в качестве «форпостов сдерживания» выступали то Австрия, то Пруссия, то Турция. Однако наибольших успехов Западу удавалось достичь не военными, а дипломатическими и конспиративными методами (устранение в интересах Британской империи императора Павла; активность подрывных масонских структур, вылившаяся в восстание декабристов).

Буквальной репетицией холодной войны XX века можно считать события XIX века, в которых мы видим циклическое воспроизведение того же механизма. После ликвидации всеевропейского континентального диктатора-объединителя (Наполеона и Гитлера), мощь которого сокрушена Россией, наступает период дипломатической и пропагандистской войны. Россия пытается противопоставить западному блоку идею гармонизации мира (Священный союз Александра I, сталинский проект обустройства Европы), однако в ответ она получает жёсткую модель «сдерживания» и осуждения. В XIX веке это ползучее противостояние приводит к поражению в Крымской войне, что заставило русскую власть глубоко осознать своё одиночество в Европе. Фактически события, предшествующие Крымской войне, были самой настоящей квази-холодной войной против России со всем набором лукавства, дипломатических уловок, изощрённой лжи и двойных стандартов.

Во второй половине XX века масштаб этого «сдерживания» и давления оказывается уже всеобъемлющим, сама же холодная война — затяжной, причиной чего становится уязвимость Запада перед русским ядерным оружием. Запад избирает стратегию войны на истощение (war of attrition), и эта стратегия, несмотря на её неоднозначность и большие риски, а также огромные ресурсные затраты, приводит в итоге к сходному результату с победой в Крымской войне, при этом с гораздо более катастрофическими последствиями для России.

Вопреки демагогии западных пропагандистов стратегической задачей СССР и его союзников было не установление социализма во всем мире — это провозглашалось лишь в теории (как неотвратимый результат «законов объективного развития»), — а сохранение собственного статуса в рамках доктрины «мирного сосуществования двух систем». Иной стратегии придерживались страны Запада. Их целью вовсе не являлось «мирное сосуществование двух систем», их цели носили наступательный характер: установление политического, идеологического и экономического контроля над всеми странами[3].

В XIX веке поражение России в Крымской войне привело нашу общественную мысль к парадоксальному выводу: равновесие внутри западной системы вредно для России, неравновесная модель Запада, с борющимися в нем полюсами, полезна России. «Поход против России во время нарушенного равновесия, под руководством одного из величайших военных гениев, державшего в своих руках силы и судьбы Европы, оканчивается полным поражением врагов, — писал Николай Данилевский. — Поход против России во время равновесия, руководимый самыми отъявленными посредственностями, оканчивается полным их успехом, несмотря на то, что Россия стала (материально по крайней мере) вдвое сильнее, чем в 1812 году»[4].

Поскольку противостояние силовыми методами приводило в лучшем случае лишь к временной приостановке экспансии России, а порою даже и ускоряло эту экспансию, Запад к XX веку окончательно предпочел силовым и военным методам борьбы методы подрывные, нацеленные на формирование внутри России, в её обществе и элите мощного союзника, который помог бы Западу разложить страну изнутри. В этом смысле технологии холодной войны прошли поистине многовековую эволюцию.

Если ещё в конце XVIII века «пятая колонна» в России была незначительной величиной, то к началу XX века она становится влиятельной силой, приобретая опасный для Русского государства характер. История повторилась в конце XX века, когда внутри советской системы вызрел целый слой политической и интеллектуальной элиты, полностью зависимой от западной цивилизации, падкой на целенаправленно проводимую Западом пропаганду их образа и стиля жизни. И в 1917-м, и в 1991 году заказчиком и идейным вдохновителем крушения державы выступили институты Запада, а главной разрушительной силой стали сами правящие элиты нашей страны, без поддержки которых Запад оказался бы бессильным (даже с учётом таких факторов, как усталость нашего народа от Первой мировой войны или измотанность СССР гонкой вооружений).

Сталин ещё в конце 40-х годов был обеспокоен фактами нравственной зависимости и ущербности советской интеллигенции пред лицом держав Запада. Эта обеспокоенность вылилась в кампанию по борьбе с «низкопоклонством перед Западом» и с «безродным космополитизмом». Эти кампании были дезавуированы вместе с «культом личности» Сталина, что послужило для части гуманитарной интеллигенции прямым оправданием космополитизма.

США, десятилетиями бившиеся о систему глухой советской обороны, практически не влияли на умонастроения большинства граждан СССР. Очень узкий слой «диссидентствующих» интуитивно отторгался обществом, осуществляя свою деятельность в основном в рамках внешнего агентурного контура и не оказывая существенного воздействия на государство. После гибели СССР отдельные его представители пытались приписывать себе особые заслуги, опять же в основном перед внешней аудиторией. Однако исход холодной войны 1945-1991 гг. решила другая, более мощная сила внутри СССР — верхушка КПСС, которая, по нашему мнению, и в одиночку справилась бы с разрушением страны[5].

Специфика современной ситуации заключается в том, что Запад, уточнив и усовершенствовав свой опыт холодной войны против СССР, обогатив его новейшими разработками, направил полученные социальные и информационные технологии массированно по всем ключевым направлениям своей сетевой геополитической активности. Моделирование, планирование и осуществление субверсий, в том числе готовившихся в прежние периоды, переходит на «поточный метод» («цветные революции» 1.0, «твиттер-революции 2.0»)[6]. Номинально носителем революций (на этапе «1.0», приуроченных к выборам) обозначается средний класс. Фактически ореолом субъекта перемен наделяется молодёжь (youth, juventud, аш-шабаб), общим свойством которой является «клиповое мышление», особенно характерное для поколения «родившихся в интернете».

В тот же период непосредственный аппарат «фабрики революций» преобразуется из отдельных экспериментальных институтов в дифференцированную иерархию, где интеллектуальные центры при высших школах (Oксфорд и Кембридж в Великобритании, Гарвард, Йель, Стэнфорд, Columbia University, Tufts University в США) и военно-стратегических институтах (RAND Corp., Santa Fe Institute, Los Alamos National Laboratories, Lawrence Livermore National Laboratories) осуществляют сбор и анализ информации об уязвимых сообществах, в том числе в рамках партнёрств со структурами диаспор и институтами стран-мишеней, специальные программы при этих центрах (напр. программа «Технологии освобождения» в Стэнфорде) и методические институты (напр. Albert Einstein Institution, Academy of Change, CANVAS) готовят инструкторов; межведомственные целевые структуры (напр. Emergency Action Task Force) вовлекают волонтёров-студентов; специализированные разоблачительные структуры (Transparency International, Center for Public Integrity, Organized Crime & Corruption Report) занимаются сбором досье на элиты для их презентации массам. Обработкой самих элит (политических, научных и культурных) занята другая группа структур, включая международные клубы (The Elders, Mont Pelerin Society, Римский и Мадридский клубы и дочерние структуры), центры межрелигиозного диалога (Inter-Faith Center при Джорджтауне, Abraham’s Vision, Ashoka Foundation), номинально консультативные фонды (Asia Society, Carnegie Endowment), номинально благотворительные движения (ONE, ASMA), спецпрограммы при государственных ведомствах.

Несмотря на неуспешность «белоленточного» протеста в 2011-2012 годах, нет никаких оснований полагать, что методы «революционного» натиска на российскую власть не будут использоваться в дальнейшем. В своих докладах члены и эксперты Изборского клуба занимаются систематической реконструкцией той сетевой и информационной войны, которая не просто готовится, но в неявном режиме уже не один год ведётся против РФ[7]. На данном этапе мы подготовили цикл докладов по новой холодной войне, один из которых освещает технологический контекст обостряющегося противостояния[8], ряд других докладов подробно описывают социально-экономические и экономико-политические составляющие новой холодной войны[9]. Кроме того, целый ряд важных аспектов этой темы освещён в авторских статьях данного цикла, написанных членами и экспертами Изборского клуба. Не устарел также и подход к комплексной стратегии развития России и запуска в ней мобилизационного проекта «большого рывка», изложенный в первом докладе Изборского клуба[10]. Поэтому в данном докладе мы не будем останавливаться на глубоко проработанных нами и нашими коллегами моментах, но сосредоточимся на методологии начинающейся холодной войны и ключевых направлениях политической контрстратегии России.

Наша задача — не упустить главные отличия новой ситуации. С другой стороны, не стоит и преувеличивать эти отличия, потому что опыт нашей истории, в том числе недавнего прошлого, чрезвычайно ценен для нас. Сегодня мы способны зафиксировать ключевые выводы из опыта своих поражений не в последнюю очередь потому, что живо поколение людей, на себе испытавших поражение собственной цивилизации в глобальном геополитическом противостоянии. Дело не в комплексе реваншизма как таковом — дело в остром осознании несправедливости как этого поражения, так и того миропорядка, который победители попытались построить на руинах двухполярной системы.

Безусловно, это другая холодная война, и в то же время это всё та же, старая-новая, исторически перманентная холодная война, в которой нам противостоит тот же субъект, носитель родовых черт англосаксонской политики, наследник западной финансовой олигархии и корпоратократии. Меняются способы воздействия на умы, оргоружейные технологии, «ловушки»; содержание холодной войны, её цели и стратегемы остаются прежними.

1. О ГЕНЕЗИСЕ ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ

Нынешняя ситуация действительно похожа на ситуацию 1945-1946 годов по крайней мере одним обстоятельством: понижением порога адекватности у американских политических элит. Насколько серьёзно обстоит сегодня дело, покажет время. Однако складывающееся положение вызывает опасения даже у многих западных аналитиков[11].

Обратимся ещё раз к обстоятельствам 1945 года. В тот момент одним из роковых событий, ускоривших начало холодной войны, стала смерть в апреле президента Рузвельта. Новым главой США должен был стать вице-президент Трумэн, которого Рузвельт не посвящал в тонкости своей дипломатической стратегии. Сложный баланс, который годами оттачивали Рузвельт и Сталин и который был воплощён в решениях Ялтинской конференции, Трумэн не вполне постигал, не принимал и после вступления на пост президента начал стремительно разрушать[12]. В этом разрушении достигнутого консенсуса ему помогал многоопытный британский премьер Черчилль, воспринимавший результаты Ялтинской конференции как оттеснение двумя супердержавами и Британии, и его собственной политической фигуры на второй план мировой политики. Черчилль явился более горячим инициатором холодной войны, нежели американцы. Именно Черчиллем, находившимся на тот момент уже в отставке, было оглашено фактическое объявление холодной войны в марте 1946 года в Фултоне в присутствии президента Трумэна. Черчилль в самых ярких чертах выразил мессианские и гигантоманские претензии на управление миром. Утверждая, что США находятся на «вершине мирового могущества», Черчилль призвал создать «братскую ассоциацию народов, говорящих на английском языке». Употребил он и выражение «железный занавес», восходящее к Геббельсу.

На чём же базировались архитекторы холодной войны в 1945-1946 годах?

Вокруг Трумэна сложилась группа людей, которые достаточно сплочённо и организованно подвели президента к его новой линии. Эти же люди в первые годы холодной войны фактически руководили ею, разрабатывая политику «сдерживания», создавая НАТО, Мировой банк и проводя «план Маршалла». Эта группа получила название «мудрецов», в число которых входили Дин Ачесон, Чарлз Болен, Аверелл Гарриман, Джордж Кеннан, Роберт Ловетт, Джон Макклой[13]. Так ли мудры были эти «мудрецы» и насколько хорошо они понимали, к чему подталкивают США и весь западный мир?

На поверку холодная война в том виде, как она зарождалась в умах западных политиков, была не только недостаточно мудрой, но и откровенно самонадеянной и прямолинейной, с явными чертами самоослепления и нежелания признавать объективные вещи. К этим ошибкам и самообманам, из которых складывалась новая политика администрации Трумэна, можно отнести следующие:

1. Ставка на монопольное владение атомным оружием (первое испытание плутониевой бомбы прошло во время Потсдамской конференции в июле 1945 года, в ходе которой окрылённый этой новостью Трумэн резко меняет тон в переговорах со Сталиным). Собственно, сама холодная война родилась в значительной мере на основании этой самоуверенности, о которой имеются такие яркие свидетельства, как высказывание американского министра сельского хозяйства Андерсена[14].

2. Неверная оценка СССР как стратегического субъекта, советской элиты — как чрезвычайно агрессивной и идеологически зашоренной. Согласно так называемой «рижской аксиоме», доктрине созданной в Риге до признания Америкой Советского Союза, СССР являлся мессианским государством, нацеленным на мировую революцию, исключающим политические и дипломатические методы для достижения партнёрства с ним и предопределяющим войну на уничтожение. В то же время советология того времени зашла в гносеологический тупик: ожидания советской агрессии отражали страх перед непознанным. Эта своего рода беспомощность перед русскими, признание несовместимости двух миров отражены по-своему у двух современников: писателя Аркадия Гайдара, вложившего в уста «главного буржуина» слова про «непонятную страну, в которой даже такие малыши знают Военную Тайну», и одного из трумэновских «мудрецов» Чарльза Болена, прославившегося афоризмом: «В двух случаях можно определённо утверждать, что мы имеем дело с лжецом: если человек говорит, что может всю ночь пить шампанское не пьянея, и если он говорит, что понимает русских». Эта чрезвычайно красноречивое признание со стороны джентльмена, который изучал Россию в течение многих лет.

3. Своего рода зеркальным отражением этого упрощённого представления о советском проекте стал американский транснациональный либерализм, или «вильсонизм», предполагающий всемирное победоносное шествие американских ценностей и американского образа жизни, обаянию которого другие культуры ничего не смогут противопоставить. В сочетании с манией величия, порождённой обладанием атомной бомбой, такая вера в американское мессианство уже даёт ясное представление о генезисе ранней холодной войны.

4. Ещё одним источником эйфории был контраст между финансовыми приобретениями США и материальными утратами СССР в результате Второй мировой войны: он был поводом для попыток манипулировать Советским Союзом, нуждающимся в финансовой и технической помощи. Платой за такую помощь, с точки зрения команды Трумэна, должны были стать геополитические уступки СССР по всем направлениям и отказ от претензий на сферу влияния, созданную в результате победы в войне. Надо сказать, что в этом пункте стратеги Запада были не очень далеки от истины: СССР действительно был обескровлен и не желал продолжения войны и жёсткой конфронтации[15]. Однако из этого тяжёлого состояния нашего государства были сделаны неверные выводы.

Недооценка русских как нации и СССР как государства имела необратимые последствия: во всех четырёх перечисленных выше пунктах англо-американскими идеологами были допущены серьёзнейшие просчёты, а наша страна, несмотря на тяжёлое положение, на первом этапе холодной войны сумела не только восстановить народное хозяйство, но и разрушить большую часть планов Трумэна, Черчилля и К°.

Советское атомное устройство было испытано в августе 1949 года, что стало шоком для верхушки Запада. Надо сказать, что нереализованность планов нанесения атомного удара по СССР во второй половине 40-х годов была связана не с миролюбием западных держав, а с недостатком числа зарядов, необходимых для действительно ощутимого и действенного урона. До 1948 г., как отмечал председатель комиссии по атомной энергии Д. Лилиенталь, США «не имели ни годных к применению бомб, ни их запасов». Первый план атомного нападения на Россию был подготовлен ещё в ноябре 1945 года под кодовым названием «Тоталити» (для него требовалось 30 бомб, тогда как в наличии имелось только две). Американские военные за четыре следующих года подготовили еще 15 планов атомной войны против СССР, самый чудовищный план «Дропшот», подразумевавший бомбардировку Советского Союза тремястами бомбами, — в 1949 году. Согласно этим планам предполагалось нанесение атомного удара по главным административным, промышленным и стратегическим центрам СССР[16]. Американцы не успели развить своё превосходство до состояния неуязвимости. Поэтому и сама холодная война оказалась столь долгой и не раз на следующих витках своего развития ставила под сомнение возможность победы над СССР.

Отказ от выплаты репараций из Западной Германии, которые были обещаны СССР в Ялте, так же как и отказ от помощи в восстановлении советского хозяйства, с точки зрения американских политиков и финансовых олигархов, должны были сломить волю русских к сопротивлению и заставить их пойти на уступки. Однако ответ СССР на выстраивание западного блока и экономического кордона оказался жёстким. Сталин, исходя из собственной логики, был вынужден изменить свои миролюбивые и лишенные экспансионизма планы и начал сколачивать собственный блок. Он отказался от идеи поощрения умеренного демократического пояса в Восточной Европе и сделал ставку на коммунистов. СССР принудил восточноевропейские страны, в частности, Польшу и Чехословакию отвергнуть американскую помощь по «плану Маршалла», который был объявлен попыткой «изоляции Советского Союза». В ответ, вместо того чтобы сделать шаг назад, Запад пошёл по пути обвинений и эскалации напряжённости.

Тактика «балансирования на грани войны» (Дж. Ф. Даллес) и геополитического давления на СССР оказалась проигрышной по всем направлениям. Новый американский интервенционизм проиграл и в Восточной Европе, где был создан в противовес НАТО мощный военно-политический блок, и в Юго-Восточной Азии, где режим сателлита американцев Чан Кайши пал, а к власти пришли коммунисты. Идея Тихого океана как «американского озера» была похоронена. Победа Мао в Китае в 1949 году — важнейшее геополитическое достижение СССР ранней холодной войны, судьбоносный исторический поворот, сделавший в дальнейшем возможным и рост могущества независимой КНР в конце XX века. В противном случае Китай развивался бы как экономика, системно зависимая от евроатлантической цивилизации и направляемая ею. Не удалось американцам взять под контроль и всю территорию Кореи.

СССР не снижал темпов военно-технического развития, первым испытал водородную бомбу, создал в середине 1950-х годов межконтинентальные баллистические ракеты и вывел в космос первый спутник. США оказались уязвимыми перед смертоносным оружием — это перевело холодную войну в новую плоскость. В 1957 году провозглашается так называемая доктрина Эйзенхауэра—Даллеса, согласно которой Соединённые Штаты присваивали себе право применения военной силы для навязывания своего господства на Ближнем и Среднем Востоке. Со времен Кеннеди Запад окончательно перенес центр тяжести холодной войны в развивающийся мир, сделал ареной силового противоборства мировую периферию.

Уже в самом начале холодной войны на Западе наряду с военным разрабатывался план «мирного» уничтожения соперника. 18 августа 1948 г. Совет национальной безопасности США утвердил Директиву NSC 20/ 1 «Цели США в отношении России». Гриф секретности самый высокий — «Совершенно секретно». Процитируем некоторые выдержки из этого исторического документа: «… нашей первоочередной задачей в мирное время является планомерное ослабление влияния и мощи России при балансировании на грани войны, а также преобразование нынешних сателлитов России в независимые государства, самостоятельно действующие на международной арене… Нашей второй задачей в отношении СССР в мирное время является осуществление тайных операций, направленных на развенчание мифа, который заставляет народы… быть в подчинении Москвы. …Мы не должны рассматривать войну как неизбежность. Мы не должны отрицать возможность достижения всех наших целей в отношении СССР без развязывания войны»[17]. Более того, «мирному» варианту отдавалось явное предпочтение, военный же — не исключался, но только в случае, если не сработает «мирный». Что также весьма интересно: даже после разрушения советского противника холодная война должна продолжаться. Цитируем дальше рассекреченную, но пока ещё не отменённую Директиву 20/1: «…даже если установившийся режим будет некоммунистическим и формально дружественным по отношению к нам, мы должны будем обеспечить следующее:

— отсутствие у подобного режима большой военной мощи;

— его сильную экономическую зависимость от внешнего мира;

— соблюдение им прав национальных меньшинств;

— отсутствие попыток установить подобие железного занавеса при контактах с внешним миром».

Всё это мы наблюдали начиная с 1991 г. Но в директиве есть положения и про 2014-й. Во-первых, это Украина. Ей уделены целые страницы: «В случае с украинцами ситуация иная. Они слишком близки к русским… Тем не менее мы также не должны препятствовать какому-либо независимому режиму на Украине. Украина должна быть освобождена от влияния России, она должна развиваться как самостоятельное независимое государство»[18]. Во-вторых, если возникнет неподчинение на какой-то части СССР, то вариант тоже предусмотрен в виде особых «дипломатических отношений и договорённостей»: «…условия подобных договорённостей должны быть жёсткими и носить явный оскорбительный характер… Они должны быть подобны условиям Брест-Литовского договора».

Параллельно с реализацией Директивы 20/1 развёртывалась гонка вооружений, провоцировались напряжённость и конфликты вблизи границ СССР, нарушалось советское воздушное пространство, территория окружалась сетью военных баз (стратегия анаконды А. Мэхэна). Была запущена тактика изматывания противника. В апреле 1949 г. был образован блок НАТО, цель создания которого чётко прозвучала из уст первого генсека альянса: «Держать Америку в Европе, Россию вне Европы, Германию под Европой».

Нельзя не признать, что НАТО — чрезвычайно удачный геополитический проект США и Британии в эпоху холодной войны, поставивший на многие годы Западную Европу под англосаксонский контроль, вынудивший Советский Союз держать более чем миллионную группировку войск в Восточной Европе, что вело к огромным материально-финансовым затратам.

Дополнительным экономическим бременем для СССР стали расходы на военное сдерживание Китая — прямой результат личного конфликта Хрущёва с Мао, неизбежный после утилитарного пересмотра Хрущёвым государственной идеологии. Разрыв с Китаем, а впоследствии и с Албанией резко ухудшил наше международное геополитическое положение. Морские и воздушные коммуникации Китая и Албании имели большое стратегическое значение для развития обороны нашей страны[19].

В ходе так называемой «разрядки» Запад по-настоящему оценил внутреннюю слабость и духовную несостоятельность советского партийного руководства. Достигнув паритета в ядерном оружии, СССР сдавал позиции на концептуальном уровне, всё больше и больше отдавая инициативу идеологам конвергенции, которая среди американских советологов объяснялась как возможность «задушить противника в объятиях». Серьёзным поражением советской дипломатии был Заключительный акт Хельсинкского совещания в 1975 году[20].

Постсоветская эпоха явилась продолжением прежней политики холодной войны, но имела ряд особенностей. Первая из них: эта война велась в условиях отсутствия сдерживающего противовеса и баланса сил, что полностью развязало руки англосаксонской элите и мировой олигархии в их безудержном стремлении к глобальному господству. Вторая особенность — целенаправленное разрушение системы международных отношений и безопасности, созданных в условиях баланса сил. Третья — вмешательство в дела суверенных государств приняло ранее невиданные масштаб и многообразие, дошло до откровенного цинизма.

В марте 2002 г. своего рода момент истины наступил на форуме стран НАТО и государств


		23 ноября, суббота

Другая «холодная война». Стратегия для России

Похожие публикации

E-mail рассылка