Казнокрады уже дважды губили Великую Россию
В 1917 и 1991 годах страну привела к краху проворовавшаяся и разложившаяся элита. Стихия народного гнева поднялась против неё, а пятая колонна, оседлав этот протест, направила его в нужное себе русло.
Всю прошлую неделю российское медийное пространство сотрясали новости о хирургических операциях правоохранительных органов по вскрытию коррупционных гнойников, обильно покрывающих тело страны. 18 ноября представители Следственного комитета и ФСБ провели обыски и выемку документов в Банке России. Ночью 15 ноября СКР задержал теперь уже бывшего министра экономического развития Алексея Улюкаева (президент освободил его от должности в связи с утратой доверия). Он обвиняется в совершении преступления по части 6 статьи 290 Уголовного кодекса «Получение взятки лицом, занимающим государственную должность РФ, с вымогательством взятки и в особо крупном размере». Практически одновременно обыски прошли в госкорпорации «Роснано». Там расследуется дело о растрате одного миллиарда рублей перечисленного ведомством Чубайса компании «НТ-фарма».
Как и после начала дела в отношении бывшего министра обороны Сердюкова и его «дунькиного полка» во главе с сексапильной мадам Васильевой, сегодня миллионы россиян вновь затаили дыхание – не уж-то всерьёз началась чистка рядов? или опять будет лишь показательный междусобойный «ай-яй-яй»?!
В истории России взятка и казнокрадство проходят, можно сказать, красной линией через все царствования и режимы правления, давая нынешнему поколению два важных урока. Первый: как только коррупционеры и казнокрады начинали массово чувствовать свою вседозволенность, оба зла разрастались до невероятных размеров и, в конце концов, губили страну.
Второй: как только верховная власть начинала преследовать мздоимцев и воров, невзирая ни на какие заслуги, чины, регалии и родственные связи, Россия расцветала, преображалась, сплачивалась в едином порыве и открывала душу Богу, а не мамоне. В Новом Завете «мамона» служит олицетворением богатства, от служения которому предостерегаются верующие: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне». В этом всегда и был губительнейший для России корень зла. Русский народ – это народ с крайне обострённым чувством справедливости, совестливости, всегда ставивший духовные начала и нравственные ценности выше «злата-серебра». Поэтому, когда та его часть, которая самочинно начинала относить себя к «мужам лучшим, нарочитым», а по-нашему говоря – к элите, принималась рьяно и ревностно служить мамоне – она отрывалась и от Бога, и от народа. Собственная ненасытная «утроба» затмевала и служение Богу, и служение стране, и служение людям. Всё, что создано не их трудом и данное лишь в управление, эти люди начинали считать своим. А тех, кто обращается к ним, за чем либо – обязанными себе. Понятия взятка и казнокрадство как бы растворялись в этой логике, как в кислоте. Рано или поздно, следование этой логике заканчивалось плачевно и для самопровозглашенной элиты, и для страны.
Рассказывают, что Тамерлан (которого наряду с Макиавелли причисляют к мировым классикам государственного строительства древности), узнав, что его верховный судья берёт взятки, велел живьём содрать с него кожу и прибить над головой преемника. Именно на том месте, где у нас сегодня висят портреты президента в кабинетах упитанных людей в дорогих костюмах. С тех пор все последующие верховные судьи в империи Тамерлана сидели под шкурой своего несчастного корыстолюбивого коллеги, дабы не забывали, чем может закончиться неутолимый соблазн спутать «свою шерсть с государственной». Больше взяток никто не брал. Даже после смерти жесткого Тамерлана.
***
Совсем по-другому ситуация развивалась у нас.
Российское чиновничество, в современном его понимании, начало формироваться с появлением при Петре I Табели о рангах, с расписанием в нём чинов гражданской и военной службы. Служившие «по чину» и приравненные к ним, стали впоследствии называться чиновниками. Но служилое «дитя Петрово» оказалось изначально порочным.
В 1727 году Светлейший князь Александр Данилович Меншиков, сам знавший толк во взятках и казнокрадстве, при определении окладов жалования чиновникам предложил младшим служащим жалования не платить совсем, а дать им узаконенное право удовлетворяться акциденциями за счёт просителей. Своё предложение он мотивировал чисто государственным подходом – мол, чем больше будет просителей, тем больше доход, а значит, чиновник будет заинтересован в быстрейшем прохождении дел. Такой вот, понимаешь, хозрасчёт, материальная заинтересованность и бизнес одновременно. Однако практика показала, что основные акциденции шли в карман не мелких и средних «проходных» служащих, а тех, кто «решал дела», а они и так получали приличное жалование. В итоге, во второй половине XVIII века Екатерина II акциденции запретила и всем положила жалование. Но инерция сохранилась, и с привычкой «брать» и «иметь от места» все последующие цари сделать уже ничего не смогли.
Да, если честно, особо и не старались. Почему? Во-первых, у них сложилось коварно-обманчивое мнение, что это вполне терпимое зло, которое, подобно перхоти, не может иметь тяжких последствий для здоровья империи, тем более привести к гибели всего организма. Во-вторых, казнокрадно-мздоимское болото с годами затягивало в свою трясину огромные массы аппаратчиков, создавая из них своеобразную «корпорацию монстров», противостоять которой было тяжело даже российским абсолютным монархам. Причём обе тенденции от царствия к царствию лишь набирали силу.
Например, Николай I поручив Третьему охранному отделению выяснить – кто из губернаторов не берёт взяток, обнаружил, что таковых в его империи только двое! Это киевский губернатор И. И. Фундуклей и ковенский – А. А. Радищев. И не берут они только потому, что первый настолько богат, что не нуждается в подношениях, а второй – сын автора скандально-крамольной книги «Путешествие из Петербурга в Москву», и всё списали на его чудаческую честность. Мало этого. Монарху доносили, что, помимо прочих «доходов от места», губернаторы обкладывали «данью» своих подчиненных, а те в свою очередь, более нижние чины и далее по цепочке. Например, в жандармских донесениях за 1845 год сообщалось, что псковский губернатор Бартоломей требовал от полицмейстера, «чтобы он платил ему ежегодно пять тысяч ассигнациями». Пензенский жандармский штаб-офицер сообщал в III отделение, что «…земская полиция и городничие … многие исправники, судьи и проч. имеют свои установленные ежегодные отношения к начальнику губернии и чиновнику особых поручений, которыми и поддерживаются на местах». Николай был в буквальном смысле завален подобными примерами, но, будучи довольно жестким правителем, начать всеобщую кампанию борьбы с казнокрадством, взяточничеством и нерадением о службе всё-таки не решился.
Метастазы болезни растут, и вот уже внук Николая, Александр III, понимает, что поражения недугом необратимы.
А дело было так. 17 октября (по старому стилю) 1888 года Александр III с семьей и многочисленной свитой возвращался после летнего отдыха из Крыма в Петербург. Между станциями Тарановка и Борки поезд на всём ходу неожиданно сошел с рельсов. Погибло и получило ранения много людей. О том, что было дальше, достаточно подробно в своей монографии «Кони» рассказывает Сергей Высоцкий, а также свидетельствуют архивы и переписка участников событий. Согласно высочайшему соизволению в Харьков направляется специальная следственная группа во главе с обер-прокурором уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената (в то время высшая прокурорская должность) Анатолием Фёдоровичем Кони. Действительный статский советник Кони получил «для проведения необходимых розысков и дознаний» чрезвычайные полномочия с правом доклада результатов следствия лично царю.
Спустя месяц, 19 ноября, в Харьков пришла телеграмма от министра юстиции. Александр III хотел выслушать доклад Кони по итогам дела.
Доклад длился около двух часов. Картина злоупотреблений, всеобщей коррупции, безграмотности и пренебрежения должностными обязанностями, развернутая обер-прокурором, была настолько всеобъемлющей, доказательной и безысходной, что царь за всё время доклада ни разу не прервал докладчика. Вначале он сидел, сдвинув брови и уставившись в пол. Периодически пытался делать какие-то записи пером, которое плохо писало, и царь нервно обтирал его белой тряпочкой. Затем он поднялся стал ходить по кабинету. Лицо императора то бледнело, то наливалось кровью, скулы дрожали. Лишь однажды, когда Кони поведал о том, что под прикрытием строительства железной дороги в одном из уездов Харьковской губернии уничтожили почти все прекрасные леса, а древесину вывезли за границу, Александр с такой силой ударил по столу своим золотым портсигаром, что предметы, лежавшие на нём, разлетелись по всей комнате.
Однако наказать виновных даже в этом, угрожавшем его жизни деле, царю не дали.
Как-то вечером А.Ф. Кони столкнулся на ступенях Сената с обер-прокурором Святейшего Синода, учителем и воспитателем царствующего монарха К.П. Победоносцевым. Речь зашла о будущем процессе. «Читал я Ваши выводы, – сказал мрачно Константин Петрович. – Ведь там не о конкретных подлецах речь, а про испорченность целого управления! Можно ли такое в суд?!» – «А как же? Неужто оставить виновных без наказания?» – удивился Кони. «Кабы только виновных! Кабы только об отдельных фактах речь! Ведь судить не людей будут – систему. Разве мыслимо такое?». Судить систему Кони не дали. Разбирательство было перенесено в особое присутствие при Государственном Совете, во главе с Великими князьями Михаилом и Владимиром. Итог разбирательства: всем высшим чиновникам в качестве наиболее «сурового» наказания был избран – ВЫГОВОР. А «стрелочников», как положено, было решено судить. Но требовалось ещё утвердить это решение у царя.
На этот раз Александру докладывал министр юстиции.
«Как?! – поднялся с кресла император. – Выговор и только? И это всё?! Удивляюсь! Но пусть будет так. Ну, а что же с остальными?».
«Они будут преданы суду Харьковской палаты и в ней судиться».
«Как же это так?! Одних судить, а другим мирволить? Уж если так, то надо прекратить это дело. Я их хочу помиловать ...» – и царь со вздохом опустился в кресло.
Так бесславно закончилась попытка «самого русского царя» призвать к ответу своих зарвавшихся чиновников и навести порядок в стране.
После этих событий Александр III сильно изменился. Он стал груб, необщителен, подолгу бывал один. Сын поэта В.А. Жуковского Павел Васильевич, считавшийся другом царя, как-то, встретившись с Кони в Венеции, сказал ему: «Государь не скрывает своей усталости от жизни, от управления и всё более и более отчуждается от людей. И считает большинство людей подлецами. На мой протест, он как-то возразил: «Я говорю не о Вас и некоторых редких исключениях, а о людях вообще. Быть может, я и сам не лучше этих подлецов».
Через несколько лет Александра III не стало.
Последний страшный и роковой удар воровство и взяточничество нанесли Российской империи в годы Первой мировой войны. Американский журналист Джон Рид в очерке «Как они воевали» в частности рассказывал, как под Архангельском скапливались огромные штабеля снарядов, которые не доходили вовремя до фронта потому, что железнодорожное и артиллерийское начальство без взятки не проявляло особой заинтересованности в их отправке. Зато кто-то подсуетился с отправкой 17 миллионов мешков муки, которые пропали в неизвестном направлении. В столице тем временем начались голодные бунты, а на фронте истекающая кровью армия, озлобленная на собственную элиту, больше чем на немцев, повернула штыки вовнутрь страны. Великая Россия рухнула в первый раз.
***
Советская власть, вначале, в условиях развала экономики и особенно в период НЭПа столкнулась с массовым проявлением всё тех же зол. Новые «герои» НЭПа, такие, как голубой воришка Альхен, бухгалтер-миллионер Корейко и другие, прекрасно описаны Ильфом и Петровым в их бессмертных произведениях. Это были типичные представители нового, нарождающегося коррупционно-воровского класса теперь уже Советской России. Сталин вовремя разглядел это явление, и НЭП, в том числе поэтому, был свёрнут. Очень многим в стране это пришлось не по душе. Злость и обида за «погубленные мечты» о золотых унитазах, привела значительную часть такого рода людей на скользкий путь «борьбы с режимом» во всяких «Промпартиях» и других подобных организациях. В то же время бескомпромиссное преследование любых злоупотреблений укрепило и сплотило страну. Помогло ей выиграть войну и сохранить чистоту рядов на долгие годы. Но после смерти Сталина Хрущёв, массово и особо не разбираясь, вернул из заключения, и самое главное – реабилитировал, в том числе и несостоявшихся «миллионеров кореек», немедленно полезших на государственные посты как «невинные жертвы репрессий». Навстречу этому процессу пошёл другой – политика национализации кадров на местах. Ослабление власти Москвы привело к тому, что в республиках (в первую очередь Азии и Кавказа) начали активно возвращаться к жизни непубличные феодально-родовые и мелкобуржуазные практики подношений, приписок, казнокрадства, кумовства и т. п. Именно оттуда в Москву к важным людям потянулись караваны вначале с хорошими коньяками, икрой, фруктами, украшениями ручной работы, ювелирными изделиями из драгоценных металлов, а потом уже и с деньгами.
Как и в царской России, управленческая элита стремительно зажиралась, а дорогой Леонид Ильич, не хотевший никого обижать, и сам любивший подарки, подобно своим предшественникам – монархам, считал происходящее не большим злом, а мелкими неприятностями. Дальше было всё, как в пушкинской сказке «О рыбаке и рыбке». Люди, являвшиеся слугами народа, захотели стать его господами. Очень тяжело было брать взятки и не иметь возможность шиковать на них по полной. Пропускать через свои руки огромные государственные деньги и не иметь возможности взять из них столько, сколько захочешь. Поэтому пятая колонна, как и среднеазиатские баи с партбилетами, быстро нашла ключ к сердцу многих представителей центральной власти и партаппарата. Как ни печально, но история повторилась. Откровенные предатели страны и народа нашли поддержку своим действиям по развалу СССР у значительной части разложившегося управленческого аппарата желавшего легализации своих преступных доходов, захвата в личное пользование вверенной им госсобственности, и закрепления в законодательном порядке свободы рук и вседозволенности. В 1991 году Великая Россия рухнула во второй раз.
Перефразируя известное выражение – к власти в стране пришло зло, жаждущее бабло. Начался настоящий коррупционно-казнокрадский праздник непослушания. Своего апогея он достиг в 1998 году, когда в стране, еще несколько лет назад и по запасам всего на свете, и по производственным мощностям, и по золотовалютным резервам готовой к войне со всем миром, вдруг наступил дефолт. В интервью «Комсомольской правде» в 2009 году известный экономист Михаил Делягин охарактеризовал произошедшее так: «Если говорить предельно вульгарно и примитивно, «бюджет украли весь».
Что характерно, абсолютное большинство тех людей до сих пор сидят на очень значительных государственных должностях, в системообразующих госкомпаниях, банках и акционерных обществах. Поэтому мы сегодня имеем ситуацию, по части коррупции и казнокрадства очень схожую с началом ХХ века и 80-ых годов. Отдельные посадки и точечные репрессии эту ситуацию не исправят. На смену одним ворам и взяточникам тут же придут другие.
Есть даже такой свежий анекдот. Журналистка спрашивает у кандидата на выборах: «Зачем вы идёте во власть?». Он отвечает: «Да вы посмотрите, что там делается! Кругом воровство, коррупция, бешеные деньги, все погрязли в роскоши и разврате!». Журналистка: «И вы хотите со всем этим бороться?». Кандидат: «Да нет, я хочу во всём этом участвовать!». И действительно, почему бы ему не хотеть? Сердюков не сидит. При этом на следствии, на большинство задаваемых ему вопросов предпочитал отвечать: «Не знаю», «Пояснить не могу», «Не помню». Видимо, удовлетворившись такими ответами, его отпустили и оставили служебный «мерседес» со спецсигналами и охраной. Васильева давно на свободе наслаждается своими миллионами. Благополучно убыла за границу мадам Скрынник. Всех перечислять бумаги не хватит. А скольких мы ещё не знаем …
Поэтому в России вор – не тот, кто ворует, и даже не тот, кто попадается, а тот, кто не может «красиво отмазаться» или «вовремя соскочить». Но все эти красивые соскоки, как шагреневую кожу сжимают свободу маневра власти и её лимит доверия со стороны народа. Если не провести сейчас чистку рядов, причём жесткую и масштабную, не активировать элиту на служение государству, доверие к власти может стремительно сдуться.
В 1913 году страна рыдала от восторга и верноподданнических чувств по случаю 300-летия Дома Романовых. А через 5 лет царя с семьёй расстреляли, и никто за него не заступился. Никому монархия была не нужна. Даже белые генералы воевали не за реставрацию монархии. А всё потому, что Николай всё своё царствие тянул с большой чисткой гниющей элиты. И даже революция 1905 года его на это не подвигла.
Хочется верить, что наше нынешнее руководство знает обо всех этих уроках истории и недавнего прошлого. Что дело в отношении Улюкаева, вице-губернатора Санкт-Петербурга, расхитителей бюджета строительства космодрома «Восточный» и других – не показательная порка, а часть большой кампании по наведению порядка и чистке рядов.
На фоне экономических проблем стране и власти нужно изыскивать внутренние резервы, которые заключаются в двух вещах.
Первое: чтобы чиновники, управленцы, хозяйственники и бизнесмены не воровали и не выводили деньги и активы за границу.
Второе: чтобы они все начали наконец работать на страну, а не только на себя, любимых.
Без активизации этих направлений все 25 лет власть и бизнес не могут завести народный рабочий энтузиазм, повысить производительность труда. Ну, какой дурак будет рвать жилы, когда видит, что результаты его труда по большей части украдут и ими будет пользоваться узкий круг людей. Не страна и не он сам, а какой-то веселый и беззаботный дядя-вор.
Может, хватит, наконец, игр в уродливый, извращённый либерализм и в желание никого не обидеть? На фоне того, что люди (особенно пенсионеры) скоро, как в блокаду, крошки со стола будут в ладошку собирать и есть, кое-чьи детки ездят, как было на днях, по Новому Арбату и, смеясь, разбрасывают пятитысячные купюры, куражась над дерущимися за них «не элитными» прохожими. Это ли не высшая форма демонстрации вседозволенности незаслуженно «золотых»? Ведь такое вот самоварное золото может и в третий раз сгубить страну.
Вадим Бондарь