В России создается суперармия-монстр

Создавая нацгвардию, российская власть не должна допустить перегибов, которые совершили цари, погубив монархию

Вся минувшая неделя буквально бурлила новостями о создаваемой в стране абсолютно новой, неведомой силовой структуре, под столь же неведомым и диковинным для русского уха названием – национальная гвардия. Почему именно сейчас в ней возникла такая острая необходимость? Каковы её истинные, а не декларативные цели и задачи? Какие скрытые риски может нести в себе создание этого силового формирования? Вопросов много. Ответов пока мало.

Возмутителем спокойствия стал не кто-нибудь, а сам президент, объявивший 5 апреля о неожиданных изменениях в архитектуре силовых компонентов внутренней безопасности, причём столь кардинальным образом. Фундаментом нового образования станут внутренние войска. По экспертным оценкам, они войдут в гвардию числом около 200 тысяч человек. Ещё 150-200 тысяч добавят полицейские и специальные подразделения. Если учесть, что Внутренние войска имеют на вооружении тяжелую технику, авиацию и водную составляющую, могут проводить достаточно масштабные боевые операции против хорошо вооруженного противника, штурмовать укрепления, успешно вести один из самых сложных видов боя – бой в городе – то основа гвардии получается очень даже внушительная. Добавляем сюда вместительную и размытую формулировку «полицейские и специальные подразделения», за которой, помимо ОМОНов, СОБРов и вневедомственно-охранных структур, может скрываться всё, что угодно: любые спецгруппы и отряды, любые формирования. Сравниваем численность получившегося с официальной численностью вооруженных сил страны и получаем суперармию для внутреннего пользования, составляющую практически половину от Сухопутных войск, ВМФ и ВКС вместе взятых.

Если внимательно изучить документы и тенденции развития данной темы, то складывается впечатление, что речь идет о фактическом разделении всей силовой составляющей страны на внешнюю и внутреннюю армии. Причём внутренняя и по укомплектованности профессионалами-контрактниками, и по уровню разносторонней подготовки, и по всевозможным льготам для личного состава будет, как минимум, не уступать, а, возможно, и превосходить армию внешнюю. Отсюда следует, что потенциальная внутренняя угроза воспринимается властью с не меньшей серьезностью, чем внешняя.

Не зря этой гвардии дано сакраментальное «право на выстрел» без предупреждения, что может и должен делать только полноценный солдат и только в отношении смертельного врага Отечества. Если же к этому всему добавить возможное обретение данными формированиями статуса субъекта оперативно-розыскной деятельности, то мы получаем внутреннюю суперармию с функциями вооруженных сил, полицейского органа и МЧС в расширенном толковании.

Это, конечно, наводит на всякие мысли и вызывает вопросы. Прежде всего, если возникла необходимость в такой армии «супервежливых людей» для внутреннего пользования, то значит, на Россию изнутри надвигается какая-то страшная угроза, с которой поодиночке и в рамках прежних структурно-нормативных условий не могут справиться Внутренние войска, МВД и ФСБ, а мы о ней ничего не знаем? Иначе почему в самые тяжелые периоды первой и второй чеченских войн, разгула терроризма в Москве и других городах страны, рэкетирского бандитизма, наконец, атак белоленточного движения, речь ни о каких национальных гвардиях не заходила? Действующие силы и службы достаточно успешно справлялись со своими обязанностями и на Кавказе, и при «Норд-Осте», и в Беслане, и на Болотной площади и в других местах. И вдруг на тебе – Родина, оказывается, в такой опасности, что всего этого уже недостаточно. Как ту не вспомнить крылатую строку из песни Владимира Семёновича Высоцкого:  «Мишку мучает вопрос: кто здесь враг таинственный?». Вот и нам теперь, похоже, предстоит помучиться над этим вопросом.

Вопрос второй: почему столь, прямо скажем, экстравагантное название? КПРФ уже выступила против, считая его неуместным, поскольку оно ассоциируется со злодеяниями творимыми подразделениями нацгвардии Украины в Донбассе и на Луганщине. Но это как раз мелочи. Переживём. Пережили же ассоциации с полицаями времен Великой Отечественной, которые творили злодеяний не меньше, а больше. Ничего, теперь «господин полицейский» – привычный атрибут нашей повседневной российской жизни. Про него: «у павильона «Пиво-воды» / стоял советский постовой / он вышел родом из народа / как говорится, парень свой», – уже не споёшь. Зато привычно и приятно западному и западно-ориентированному уху и глазу. «Офис» ведь звучит «цивилизованнее», чем «контора», или «менеджер по клирингу», чем «уборщица».

Видимо, в этой логике следует искать первопричину и названия нашей новоиспечённой суперармии. Господа в высоких отечественных кабинетах не только вкладывают изрядную часть доходов страны в американские ценные бумаги (на данный момент эти вложения составляют порядка 100 миллиардов долларов), но и не оставляют всяческих попыток, несмотря ни на что, снова понравиться Западу и вернуться в «сообщество цивилизованных народов». Опять же, чем дальше от «совка», тем ближе к «цивилизации». Это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Переименование улиц, станций метро, организаций, всего и вся не просто так проделывается. Ну и про более глубокий, нежели видится КПРФ, ракурс ассоциативного мышления не надо забывать. Национальная гвардия, когда спадет дискуссионная пена, с чем должна ассоциироваться в массовом сознании? По всей видимости, с национальными интересами, а значит, с интересами государства, народа. И если она кого-нибудь будет подавлять или иным способом учить уму-разуму, значит, это в логике данного ассоциативного ряда будет означать: народ против «не-народа». Чуждого элемента, выродков, в общем, врагов.

Но тут есть одна загвоздка. Нация и народ – не одно и то же. Всякий человек, имеющий гражданство Соединенных Штатов, говорит: I am an American – «я американец». Но далеко не всякий имеющий российское гражданство говорит: «я русский», называя чаще свою национальную, а не гражданскую принадлежность. Термина «российская нация» не существует, как и соответствующей графы в паспорте. Есть устойчивый термин – «российский народ» или «народ России». Но всё со словом «народная» или «народный» у нас старательно вымарывается и изживается по причине избавления от наследия «проклятого коммунистического прошлого». Ничего лучшего не нашлось, как заменить слово «народная» словом «национальная». Но тогда чьи интересы будет защищать гвардия с таким названием, какой нации? «Единой общности – советского народа»? – Которого нет. А о новой общности что-то пока не слышно. Так что кого и от чего реально, а не декларативно, будет защищать Национальная гвардия России, не очень понятно ни из названия, ни из структурно-функционального облика.

Вопрос третий.

Было что-либо подобное в российской истории? Как ни странно, да, и как ни странно, это не «бериевские» дивизии НКВД. Это знаменитая петровская гвардия – Преображенский и Семёновский полки. Сейчас очень красиво пропагандируется ратная история этих и других гвардейских Его императорского Величества полков. И в ней действительно есть немало ярких и доблестных страниц. Но некоторые моменты истории отчего-то опускаются. В нашем же случае, эти моменты имеют первостепенное значение.

Итак, гвардейские полки формировались, прежде всего, исходя из задачи охраны и защиты создававшего их монарха, с наделением широкими полномочиями в вопросах обеспечения безопасности существующего строя, пресечения и подавления всяческой внутренней крамолы. И только во вторую очередь – как полноценные боевые, фронтовые единицы. Такими были первые русские гвардейские полки – Преображенский и Семёновский, сформированные из «потешного» воинства юного царевича Петра. Эти выросшие вместе с будущим царем воины, по большей части, из простолюдинов, были обязаны ему всем и беззаветно преданы во всем. Главным образом именно их усилиями был подавлен Стрелецкий бунт против Петра I, направленный против него, его реформ, иностранного засилья, за царевну Софью, старую веру и старые порядки.

Неслучайно для управления данными формированиями был учрежден специальный Преображенский приказ с функциями охраны общественного порядка в Москве и разбора наиболее значимых и общественно опасных судебных дел. С 1702 года в приказ велено присылать всех, которые будут сказывать за собой «слово и дело государево», то есть обвинять кого-либо в государственном преступлении. Приказ находится в непосредственном ведении царя и управляется одним из его любимцев – князем Фёдором Ромодановским.

Эволюционируя, приказ вскорости получает исключительное право на ведение дел о политических преступлениях или, как они тогда назывались, «противу первых двух пунктов». Он на несколько лет пережил своего основателя и был закрыт в 1729 году. С его ликвидацией Преображенский и Семёновский гвардейские полки прекратили выполнять функции полицейско-политического надзора. Но до конца своего существования сохранили роль основной охраны правителя и государственного строя.

Вспомним знаменитое «Кровавое воскресенье» 9 января 1905 года и историческую фотографию, картинная копия с которой была помещена во все учебники истории советской поры – расстрел на Дворцовой площади Санкт-Петербурга. Кто стрелял в народ нёсший иконы, хоругви и портреты царя? Рота Преображенского полка. На Невской улице аналогичным делом занимались «семеновцы». При этом, по свидетельству капитана Генерального штаба Е. А. Никольского, командовавший ротой Семёновского полка полковник Н. К. Риман отдал приказ о начале стрельбы, не сделав никакого предупреждения, как это было установлено уставом. Мало того, Риман, со словами: «вас, бунтовщиков, перестрелять надо» – выхватил револьвер и лично стрелял в безоружную толпу, что вообще не предусматривалось никакими уставами. Что получила Россия в результате таких «бравых» действий? Волну всеобщего негодования, кровавую баню первой русской революции и гигантскую трещину, образовавшуюся между народом и властью. Именно эта разросшаяся к 1917 году до невероятных размеров трещина, погубила монархию, не пожелавшую поговорить с собственным народом, предоставив это право своим бравым гвардейцам.

Подобный соблазн, – решить сложные, критически наболевшие вопросы «гвардейским» способом – не должен вскружить голову и нынешней власти. Суперармия, наверное, сможет это сделать, но каковы будут последствия.

Что касается борьбы с терроризмом, то в этом вопросе четкого разделения понятий и функций между формирующейся структурой и вооруженными силами пока тоже нет. Ведь у нас достаточно крупномасштабные учения армии, авиации и даже флота проходят подчас в рамках антитеррористической легенды. Как правило, она начинается словами: «по легенде учений, с территории сопредельного государства прорвалась вооружённая группа террористов, численностью …» и далее пошли вариации, от 500 человек до нескольких тысяч, по возрастающей прогрессии, в зависимости от того, сколько танков, самолетов и кораблей, надо задействовать. Теперь, наверное, всё это нужно будет более чётко регламентировать. Столько-то человек, с таким-то вооружением – значит, бросаем нацгвардию. Больше и сильнее – подключаются вооруженные силы. Целое террористическое государство (а что, а вдруг), стратегические силы сдерживания. Этого всего тоже пока нет.

В общем, одни вопросы и размышления. Очевидна только какая-то экстренность и решимость, прослеживающаяся в шагах в данном направлении. Нет сомнения в том, что президентский законопроект быстро пройдет рассмотрение в Госдуме и утверждение в Совете Федерации. Но это мало что прояснит. Вот когда этот законодательный скелет начнет обрастать мускулами функциональных задач, личным составом, местами базирования, вооружением и техникой (включая специальную), смысловые ориентиры начнут проступать более чётко.

Окончательно же цель рождения нового «силового Франкенштейна» будет понятна только после выполнения им первых практических задач. Но коль скоро суперармия создается для внутреннего использования, надо не забывать первый принцип всякого врача и всякого лечения: «не навреди».

Вадим Бондарь