Всеволод Чаплин: От либерализма веет мертвечиной
Известный священник рассказал «Колоколу России» об идеологической и духовной борьбе за страну.
В преддверии очередных президентских выборов, в год столетия революции Россия снова сталкивается с проблемой цивилизационного выбора. Об опасности слепого копирования западного пути, о проблемах Русской Православной Церкви «Колокол России» побеседовал с незаурядным оратором, имеющим свой смелый, независимый взгляд на культурное, экономическое и политическое устройство страны, членом Совета православной патриотической общественности протоиереем Всеволодом Чаплиным.
«Колокол России»: В последние годы ваша риторика носит ярко выраженный патриотический, консервативный характер. Однако в вашем послужном списке – сотрудничество, совместная организация выставок современного искусства с Маратом Гельманом, заседания во Всемирном совете церквей, дружественные отношения с Ватиканом и лично с папой Бенедиктом XVI. Скажите, тогда и сегодня – это два разных Всеволода Чаплина? Ваши взгляды претерпели значительную эволюцию?
Всеволод Чаплин: Я пришел в Церковь через консервативные, даже можно сказать ультраконсервативные круги. Это были священнослужители с четкой ориентацией на монархическую идею, на Русскую Зарубежную Церковь. Некоторые из них даже мыслили категориями «бей – спасай…» и читали соответствующую литературу. В конце 80-х – начале 90-х годов я был, пожалуй, искренним экуменистом и либералом, как и многие в тот период. Тогда появилась возможность тесного общения с Западом, с другими конфессиями и религиями.
Но уже к середине 90-х я разочаровался в экуменическом движении. Посмотрел на него вблизи и понял, что он отдает мертвечиной. Некоторые наши алармисты приписывают ВСЦ какую-то огромную, глобальную роль. Этого давно нет, он представляет из себя жалкое зрелище – просто контора, где делят деньги и мелкие должности, без значительного влияния на что-либо в окружающем мире.
Примерно то же самое можно сказать о Ватикане. Это стремительно стареющая и теряющая интеллектуальные кадры тусовка, в которой очень мало искренне верующих, но много личностей с менталитетом пенсионеров или вечных отпускников. Все это для нас должно быть площадкой для миссии, но оглядываться на эти структуры больше не нужно.
К так называемому современному искусству я и сейчас отношусь с большим интересом. В разных художественных пластах, стилях почти всегда есть нечто от Бога и от дьявола, присутствует как искренний духовный поиск, так и бунт против Творца, есть попытка надрывно оправдать свои грехи, иногда – стремление к покаянию.
Я часто хожу на экспериментальные выставки, постановки. Среди прихожан храма (храм преподобного Феодора Студита у Никитских ворот), где я служу – целая плеяда представителей как современного, так и традиционного направлений в искусстве. Приходили каяться и такие художники, которые увидели бесов в процессе своего творчества, хотя ранее были людьми неверующими. Порой у таких людей возникало понимание – если бес есть, значит, должен существовать и Бог. Так что я не против авангарда, не против экспериментов в кино, музыке, театре. Вот как раз сегодня буду встречаться с известным творческим деятелем Псоем Короленко. Вот уж, казалось бы, хулиган из хулиганов, но среди современной циничной и скептически настроенной молодежи в модных клубах он способен сказать прямое слово о Христе. Некоторые плюются, хмурятся, но все равно подпрыгивают и хлопают в ладоши ему в такт.
Так что искусство – это одна из тех площадок, на которых отчаянно и откровенно идет борьба между светом и тьмой. И современного в этом, по большому счету, ничего нет – имеет место вечный конфликт. А богоборчество, надрывное стремление с Богом поспорить либо переделать Его под свои предпочтения, оправдав таким образом свои грехи – это все очень давняя история. Отсюда возникли многие ереси. Когда от Бога требуют ввести в рай тех, кто привык жить ради греха, духовный мотив такого стремления понятен. Философские, творческие, политические обоснования придумывают самые разные – от древнего агностицизма до нынешнего антиклерикализма.
Все разговоры о попах на «Мерседесах», о возвращении в Средневековье, о том, что христиане не имеют права высказываться о своем понимании нравственности, культуры, экономики, политики – все это порождено желанием убежать от встречи с Богом, оправдать собственный грех, отказом меняться по слову Евангелия и церковного Предания – то есть единственной истины.
КР: И все-таки хочу уточнить про эволюцию ваших взглядов. Сегодня вы уже не скажете, что Марат Гельман – друг России?
В.Ч.: Я могу с ним общаться, мы до сих пор иногда переписываемся в соцсетях, а раньше несколько раз встречались. Всегда открыт к общению с самыми разными людьми – от крайних либералов до крайних консерваторов. Друг ли он России? Наверно, нет. Был ли им раньше? Не знаю. Да, он придерживается определенных либеральных взглядов, но для России слушать его – значит похоронить себя.
Моя же позиция окончательно сформировалась к концу 90-х. Уже тогда на Всемирном совете церквей я начал говорить о том, что должна быть восстановлена связь между государством и религией, что идея разведения их в разные стороны лукава. В 1997 году я написал графоманскую повесть с политологическим сценарием, который предполагал использование гражданской авиации для терроризма, с применением в том числе и ядерного оружия. Также я сказал о том, что Запад должен "подвинуться" и перестать считать свой вариант демократии единственным приемлемым для всего мира форматом госустройства. Иначе все кончится глобальной ядерной войной, причем первыми в качестве провокации оружие массового поражения применят террористы.
В общем, уже тогда я прямо говорил представителям Запада на всяких организованных ими же посиделках о том, что они должны отказаться от глобальных претензий на агрессивное навязывание всему миру своей модели как безальтернативной.
КР: Долгие годы вы были официальным спикером Московской Патриархии…
В.Ч.: Нет, я никогда не занимал должность спикера. Я был лицом, отвечающим за отношения Церкви с государством, политическими силами и общественными организациями – начиная с середины 90-х, когда еще работал в Отделе внешних церковных связей, и до 2015 года. Просто журналисты часто ко мне обращались с разными вопросами, а я считаю, что молчать в ответ на серьезные вопросы – это для Церкви позор. Если ты уходишь от ответов – грош тебе цена, ты находишься не на своем месте – уходи немедленно со своей должности.
КР: Многие ваши высказывания последнего времени носили ярко выраженный патриотический характер – в частности, о необходимости военной помощи жителям Донбасса. Вы не согласовывали их со священноначалием?
В.Ч.: Моя должность была аналогична министерской, она предполагала самостоятельность: ты сам формулируешь позицию и ее озвучиваешь. Увы, наш патриарх не в состоянии знать и понимать все. Но когда важнейшие решения принимаются буквально на ходу, без должных консультаций, без обсуждений, каким-то псевдохаризматическим способом – это катастрофа. Так быть не должно, если такое происходит – должны уйти все, кто имеет к этому отношение.
КР: Кстати, вы также неоднократно продвигали идею изменения Устава РПЦ, говорили о прозрачности церковного бюджета и выборности священнослужителей своими общинами на местах. Расскажите об этом подробнее.
В.Ч.: Устав должен меняться таким образом, чтобы был исключен всякий псевдохаризматический волюнтаризм. Церковные общины должны иметь право голоса в подборе священнослужителей. Вообще, появление человека со стороны – это всегда что-то ненормальное. Общины должны сами выращивать кандидатов в священники и предлагать их правящему епископу, а последний может принять или отвергнуть их – но строго на канонических основаниях, а не «от ветра головы своея».
При этом есть маленькие или новообразованные общины, которым сложно выставить своих кандидатов. Им могут помочь соседи. У нас же часто бывает так, что в рамках одной епархии священника заставляют «кочевать» по разным приходам, менять их раз в год или чаще – это абсолютное убийство духовной жизни и самоубийство Церкви. Это болезнь, которую надо лечить.
КР: Когда епископа назначают управлять епархией в регион, где он ни разу не был – это тоже противоестественное явление?
В.Ч.: Конечно, это противоестественно. Я понимаю, что в некоторых местах может не быть подходящих кандидатов. Но если появляется совершенно внешний человек, ему было бы полезно хотя бы полгода пожить там, куда его собираются поставить, чтобы он посмотрел на людей, а те – на него, чтобы прихожане выразили свое мнение. А то сегодня получается так, что приезжает чужой человек и ведет себя как чужак, отказываясь напрямую общаться с паствой, даже у него в ведении всего 20-30 приходов. Воспроизводится модель старых крупных епархий советского типа, где один епископ управлял сотнями приходов и его воспринимали как полубога, к которому можно в лучшем случае подойти под помазание во время Всенощной.
КР: На конференциях, посвященных современным проблемам Русской Церкви, порой можно услышать смелые высказывания об ограниченности свободы рядовых священников в рамках Устава, принятого в 2000 году. Рассказывается, что фактически они стали рабами епископов, боятся публично озвучивать собственное противоположное мнение, даже если того требуют догматы и каноны. Уместно ли тут проведение параллелей с жесткой католической системой?
В.Ч.: Очень многое сейчас берется у Ватикана, хотя их система терпит крах. Почетный папа Бенедикт XVI в связи с кончиной немецкого кардинала Иоахима Майснера в начале июля прямо сказал, что лодка "Католической церкви" уже набрала воды и может перевернуться. Это очень правильное, даже пророческое высказывание в рамках судьбы католицизма. Одна из главных их проблем – чудовищное оскудение местного духовенства. Во франкофонных странах сегодня служат в основном выходцы из "третьего мира". Так назывемые католики утратили, извините за выражение, драйв в современном обществе, у их духовенства падает социальный статус. И во многом это связано с тем, что их командно-административная система утратила образ церковной общины.
КР: Не получится ли так, что после реформирования по вашему сценарию мы увидим секуляризацию, обмирщение Церкви, и в результате много власти получат люди, не имеющие значительного опыта духовной жизни?
В.Ч.: Опасность такая есть, но при нынешней ситуации, когда все должно решаться сверху и в то же время наверху остается все меньше компетентных людей, угроза еще серьезнее. Есть риск тотального, одномоментного обрушения системы, выстроенной под одну личность. Неужели сознательно так все делается? Я знаю религиозных деятелей, которые специально выстраивали систему так, чтобы она обрушилась после их кончины или ухода на пенсию. Если происходит нечто подобное, то это просто адский план.
Нам надо избегать как крайностей папизма, так и протестантской вольницы. И лучший выход из этого – следование вековым канонам Православной Церкви. У нас некоторые постоянно предлагают положить их на полку и забыть – как это делает известный протодиакон Андрей Кураев. На самом деле их надо соблюдать насколько возможно в современном мире. Мы не имеем ни одного извинения для чрезмерной икономии – приспособленчества к нехристианскому образу жизни. Мы не живем под иноверным владычеством, в условиях гонений на веру, не испытываем давления атеистического режима… что мешает нам максимально следовать каноническому праву? Фактически, ничто. Все оправдания и отговорки прошлого более не актуальны. Поэтому надо четко исполнять выработанные веками боговдохновенные нормы, которые являются для Церкви законом прямого действия, при советовании епископата, духовенства, монашествующих и мирян друг с другом. Но конечно же нельзя идти на поводу ни у тех, кто считает себя единственной духовной элитой, ни у демократического зуда тех, кто пытается Церковь разделить и атомизировать.
КР: Вернемся к идеологии и вашему мировоззрению. Существует мнение, что вы покинули пост главы ОВЦО после громких заявлений о необходимости защиты традиционных семейных ценностей, борьбе с гей-парадами и т.д., которые могли показаться священноначалию слишком радикальными, особенно на фоне ваших пламенных речей в поддержку Донбасса.
В.Ч.: Еще в 2014 году мне стало ясно, что придется уходить – либо самому, либо по инициативе патриарха. Наши позиции по Украине радикально разошлись. Я считал и считаю, что российской армии надо было силой поддерживать людей во всех регионах Украины, где они выступили против незаконной майданной власти. Когда Совет Федерации принял решение о возможности применения Россией военной силы на украинской территории, я в закулисных беседах и публично поддерживал тех, кто считал недопустимым останавливаться на помощи Крыму.
Тогда патриарх накричал на меня по телефону, говорил, что это создает опасность для наших храмов и священников на Украине. Но есть вещи важнее храмов и жизней священников. В 40-е годы об этом так озабоченно не думали… А в итоге получилось так, что Россия опять отступила и отдала один из своих главных исторических центров – Киев – прозападным манипуляторам. Да, был возвращен Крым, но многие русские земли могут оказаться потерянными надолго, если не навсегда. Нужно было не просчитывать варианты, не думать о материальных потерях, а понимать, что наши люди, оказавшись под идеологическим диктатом Запада, могут быть потеряны для вечности. Церкви надо было призывать нашу власть идти до конца и проявлять решимость.
КР: У многих есть понимание, что война на этом не закончится – враг не остановится и после максимального приближения к нашим границам попытается разрушить страну давлением изнутри и снаружи. Собственно говоря, мы уже наблюдаем эти попытки.
В.Ч.: Если и дальше будем отступать, следующим актом этой войны станет новый 1917 год, организованный нашими недругами, может быть, даже на наши собственные деньги. Я продолжаю поддерживать контакты со многими представителями российской элиты. У некоторых из них арестованы счета на Западе, под угрозу поставлена их свобода в случае выезда за границу. Они бесспорно получили послание – «сдавайте Путина» – и сейчас они напряженно думают над тем, что с этим посланием делать.
КР: Ваши недавние слова: «главный враг России – внутренняя либеральная элита, она гораздо опаснее Госдепа и т.д.».
В.Ч.: Да, есть достаточное количество людей, формально считающих себя патриотами, озвучивающих патриотические штампы по телевизору, но на самом деле больше всего на свете они боятся тех, кто способен прижать их имущество и детей на Западе. Они ориентированы на угрозы и посулы западных элит.
КР: И что, по вашему мнению, можно сделать с этой пятой или шестой колонной, которая в своих интересах способна привести к власти Навального или подобного ему политика?
В.Ч.: Необходимо поменять всю руководящую группу в экономическом блоке правительства, в политически емких отраслях экономики. Нужна консервативная революция сверху, более того, власти пора отказаться от ориентации на институты, которые проявили себя как имеющие приоритетные связи с Западом. У нас хватает таких интеллектуальных центров, вузов, медийных групп, завязанных на западные идеологемы – с ними надо прекратить взаимодействие. Социально-экономическая политика пока полностью в их руках.
КР: Если не вдаваться в детали, вы разделяете курс «суверенных экономистов» – Глазьева, Катасонова, Делягина и их единомышленников?
В.Ч.: Я считаю, что ультралевый поворот, идею которого нам сейчас пытаются озвучить, вряд ли возможен. Но в любом случае экономическая система, навязанная Западом, должна быть оспорена, особенно сейчас, на волне пресловутых санкций. Нам надо отказаться от свободного хождения в стране иностранной валюты, от западных платежных систем, запретить вывоз за рубеж капитала, который сегодня носит ураганный характер – знаю об этом от знакомых предпринимателей.
Кроме того, пора переходить к экономике, ориентированной на человека и региональные решения. Вся вот эта, извините, макроэкономическая интеллектуальная плесень, пытающаяся говорить якобы от имени науки, не имеет ничего общего с настоящими интересами России и с тем шансом создать новую глобальную альтернативу, который у нас всегда был и сохраняется.
КР: Не так давно вы говорили о необходимости создания в России православной финансовой системы, а также намекали на полезность опыта исламского банкинга.
В.Ч.: Мусульмане оказались в этом вопросе более твердыми, чем мы – у них запрещено использовать банковский процент, и они от этой традиции не отступают. У нас это тоже запрещено канонами Церкви – по крайней мере, для священнослужителей. В идеале конечно к этому должны стремиться и миряне. Просто не стоит бояться прямо заявлять о том, что не является у нас нормой. Не умрем, если откажемся от ростовщичества и диктата западных финансовых учреждений, которые на этом принципе основаны и по сути представляют из себя макровариант финансовой пирамиды. Как мы хорошо знаем, любая такая пирамида рано или поздно падает.
Беседу вел Иван Ваганов
P.S. Во второй части интервью, которая скоро появится на «Колоколе России», читайте мнение о. Всеволода о культурном и моральном экстремизме, о фильме Алексея Учителя «Матильда», о цифровой экономике, об отношениях с либеральными СМИ, о его оценке личности Сталина и Октябрьской революции 1917 года.