Армянский пик власти

За четверть века независимости власти Армении пришли к выводу о полезности консерватизма в политике и теперь намерены показать Европе успехи своего форсированного пути к настоящей демократии – под слоганами реформ и парламентско-президентским стилем правления.

Накануне депутаты Национального собрания Армении утвердили текст новой редакции конституции страны, которая с нового года превращается из президентской республики в парламентскую. Однако, положа руку на сердце, стремление получить симпатии Европы в данном случае может быть ни при чем – просто действующий президент Армении Серж Саргсян, завершающий второй срок пребывания на посту, больше не имеет права баллотироваться, но желает сохранить власть. Что же, вполне понятная ситуация для любой из постсоветских республик. Однако в случае с Арменией она может быть как потенциалом для рывка к устойчивому развитию, так и залогом многолетнего политического кризиса.

Но обо всем по порядку. Согласно принятому вчера документу, беспартийный президент становится номинальной фигурой, символом общенационального единства и сможет избираться только на один семилетний срок,  причем не прямым общенациональным голосованием, а коллегией выборщиков. Главным же ответственным за положение дел в стране (как и главным выгодоприобретателем) будет правительство, которое с января 2016 года начнет руководить всей системой госуправления. Контроль над ним, а также над армией, равно как и функции верховного главнокомандующего, переходят к премьер-министру, который, однако, лишен права занимать должность более двух пятилетних сроков подряд.

Стоит добавить, что для удобства «ручного управления» в его армянском варианте также предусмотрено сокращение числа парламентариев (с 131 до 101), что по задумке архитекторов реформ должно обеспечить «стабильное большинство» одной из партий. Если этого не произойдет, Армения будет первой страной в Евразии, где пройдет второй этап голосования в парламент, и на который допустят только две партии, набравшие большинство в первом туре. Выходит, что, несмотря на все старания правоведов-интеллектуалов, без сомнения, желающих лучшего для своей родины, новая конституция все равно узаконит то, против чего протестует сегодня большинство армян – узурпацию власти.

Президент Саргсян остался доволен вышеуказанными положениями будущей конституции. С одной стороны, в русле политики многовекторности он удовлетворил требования «общеевропейского избиркома» – Венецианской комиссии, которая также одобрила начало политических реформ в республике. С другой – к удовольствию своих политических союзников из России предусмотрел экзотичную возможность легально сохранить власть в случае форс-мажора и задействовать административный ресурс на втором парламентском туре. Очевидно, что это ноу-хау было позаимствовано Саргсяном от политических оппонентов Кремля, использовавших «третий тур» голосования во время первой «оранжевой революции» на Украине 2004-05 годов.

Однако в процессе демократического волеизъявления и обмена мнениями по новому Основному закону Армении, очевидно, забыли спросить мнение еще одного участника политического процесса, который не намерен оставаться безмолвным свидетелем происходящего – самого армянского общества.

До первых практических шагов, сделанных с помощью новой властной конфигурации сложно сказать, как эти политические реформы могут способствовать исправлению рецессии армянской экономики, что больше всего раздражает стремительно беднеющих граждан. За первое полугодие текущего года официальная статистика уже отметила уменьшение налоговых сборов в бюджет, а также снижение числа сделок с недвижимостью наряду с планомерным сокращением внешней и внутренней торговли в условиях нестабильности российского рубля и плохой общерыночной конъюнктуры.

Новые реформы могут оказаться крайне бесполезными не только для жителей Армении, но и для ее руководства. Последнее старательно пытается добиться расположения европейских политиков в свете ухудшившихся отношений Ильхама Алиева с Западом. И, вероятно, не случайно в прошлом году новый американский посол в Ереване стал первым человеком, с которым глава Конституционного суда Армении Гагик Арутюнян обсудил конституционную реформу. В этом ключе можно предположить, что основой для политических трансформаций в Армении стал передовой опыт соседней Грузии, где похожая реформа была проведена в 2010 году Михаилом Саакашвили. Тогда грузинский лидер за три года до окончания своих полномочий тоже настоял на изменении конституции. По замыслу Саакашвили, после парламентских выборов в октябре 2012 года Грузия должна была трансформироваться в парламентско-президентскую республику, а сам «батоно Мишико», будучи главой партии «Единое национальное движение» (ЕНД), должен был стать спикером парламента и играть решающую роль в назначении управляемых премьер-министра и президента. Тогдашняя грузинская системная и внепарламентская оппозиция трансформацию системы управления страной поддержали и в итоге помешали Саакашвили и его партии победить на выборах, сработав себе «в плюс» в условиях новой системы.

Недоумение из-за спешных преобразований порождает разные предположения об истинных выгодоприобретателях из ситуации и реальных причинах замысловатой властной конструкции, которая навязывается Еревану одновременно с двух сторон – из-за океана и партнерами по Евразийскому экономическому союзу, где, судя по всему, армянские реформы рассматриваются как «обкатка» оптимального способа для удержания власти.

Немудрено, что поэтому у многих армян развеялись последние сомнения в том, что спешная замена конституции в целом связана с желанием действующего президента Саргсяна покорить новый, теперь уже никем не ограниченный властный пик и остаться лидером нации на неопределенное время. У меня, в свою очередь, нет сомнений, что в условиях социально-экономической нестабильности довольно внушительная часть армянского общества будет оказывать этому активное сопротивление, даже не оглядываясь на действия оппозиционных к нынешней власти политиков, как это было во время коммунальных протестов в Ереване и Гюмри летом этого года.

Нарастание градуса социально-политической активности означает, что в Армении неминуемо начнется перегруппировка властной элиты, часть которой перейдет на сторону влиятельных системных и не полностью оппозиционных партий («Процветающая Армения» или «Наследие»), способных всерьез побороться за победу на следующих парламентских выборах. Отсюда нельзя исключать не только громкие закулисные внутриполитические расколы, но и раскол в самом обществе. Неявный «майдан» подкрадется к Армении вполне заметно, и подавлять его, как показывает практика, будут достаточно жестко.

Закономерно возникает вопрос: останется ли Россия в стороне от проблем своего ближайшего стратегического партнера на Южном Кавказе или предпримет какие-либо меры? Пока явной реакции на принятое накануне парламентом Армении решение Москва не проявила. На любой потенциальный вопрос от журналистов в МИДе наверняка ответят: «это внутренние дела суверенного государства». Однако за дипломатической выдержанностью России все же стоит пристально наблюдать за ситуацией в Армении. Ведь никто из нынешних ее правителей не даст Москве гарантии, что в будущем году политические элиты республики сумеют договориться между собой в условиях новой властной конфигурации и не задействуют в «разборках» «цветные» сценарии.

Общеизвестно, что Южный Кавказ – стратегический для России регион, чтобы она могла позволить другим геополитическим игрокам вытеснить себя за его пределы. Однажды наша позиция о «внутренних делах» соседей по СНГ стоила нам «равноудаления» Азербайджана и войны с Грузией. Проблемы Армении – транспортно-логистические, энергетические и военные –  слишком значимы для российских национальных интересов, чтобы без боя «сдать» Ереван.

При этом вовсе необязательно ситуативно цепляться за любую удобную Москве фигуру с понятной внешнеполитической ориентацией, всеми правдами лоббируя непопулярного в республике Сержа Саргсяна. Как и в случае с Виктором Януковичем, это не тянет даже на тактику, не говоря уже о долгосрочной стратегии великой державы в Закавказье. 

Гораздо продуктивнее будет, имея запас времени до будущего года, работать с широким спектром армянских политических и бизнес-элит: строить деловые связи, понимая через них приоритеты тех или иных фигур местного истеблишмента. Иными словами, мерить семь раз и растить свою «скамейку запасных», а не наспех лепить никому не известную пророссийскую «темную лошадку» лишь накануне выборов, априори обреченную на всеобщее неуважение из-за своей несамостоятельности и сомнительных личностных качеств, как некогда получилось с экс-президентом Украины.

С другой стороны, нельзя не отдать должное властям Армении. При тяжелой экономической «ломке», начавшейся в стране после присоединения к Евразийскому экономическому союзу, руководство республики все же рискует и идет на политические изменения. Поражает решительность, с которой Саргсян и его единомышленники продвигают неоднозначные предложения, зная про пассионарность и возможную инерцию армянского общества. В условиях крайне низкого кредита доверия власти не боятся, что принятую таким образом конституцию народ будет считать чем-то чужеродным и ассоциировать ее авторов с узурпаторами. В похожую ситуацию в декабре 1989 года попал чилийский лидер Аугусто Пиночет: чем закончилась для него попытка искусственно остаться у власти, известно. 

Наблюдать успешное внедрение политической «шоковой терапии» на постсоветском пространстве еще приходилось. Ва-банк не пошли даже в куда более стабильных странах – в Казахстане и Белоруссии, предпочтя формулу «сначала выборы, затем реформы». Вероятно, армянские власти надеются на случайный внешний фактор: потенциальное обострение ситуации в Карабахе переключит внимание общества с внутренней повестки дня на внешнеполитическую и поспособствует консолидации социума вокруг старой-новой элиты. Но за потенциальным внешним конфликтом процесс конституционных реформ не будет забыт обществом, и с ним так или иначе придется считаться. В конце концов, к 1993 году конфликт в Карабахе не помешал азербайджанцам, стоявшим на пороге гражданской войны между исламистами, бывшими коммунистами и условными либералами, сменить непопулярную власть и способствовать второму политическому рождению Гейдара Алиева. 

Так что, учитывая приобретенные армянами в ходе «энергетического майдана» полезные навыки отстаивать свои интересы без внешнего вмешательства, президенту Саргсяну следовало бы уповать не на внешнюю войну, а на внутренний мир в форме диалога, привлекая к обсуждению спорных моментов новой конституции договороспособную оппозицию. Компромиссно соглашаясь с рядом ее предложений, Саргсян имеет шанс переманить «колеблющихся недовольных» на свою сторону, демократическим образом пополнив социальную базу своих (хотя бы относительно) сторонников. 

В этом случае понятной становится и роль России – содействовать армянскому президенту в том, чтобы хотя бы в одной постсоветской республике заработали принципы истинной демократии. А именно: чтобы не власть навязывала народу свои решения, а затем создавала иллюзию безропотного выполнения воли большинства (причем жизнь после этого парадоксально становится хуже).

Для относительного успеха реформенного дела Россия может поддержать завидную решительность Саргсяна убеждением, что новая политическая система должна формироваться снизу вверх, опираясь на поддержку масс, которые будут видеть в России не «друга зарвавшегося узурпатора», а борца за стабильное будущее всей Армении в едином социокультурном и политико-экономическом пространстве ЕАЭС.

Стремление армянского руководства сыграть на опережение, комбинируя близкое российским элитам желание показать управленческую состоятельность (читай – самостоятельность) с западно-ориентированным опытом конституционных реформ в Грузии, в 2016 году продолжит усиливать, прежде всего, социально-экономическую напряженность в обществе. Очевидно, что обуздать нарастающее общественное недовольство местные власти в одиночку не смогут. Будущее покажет, кто из супердержав будет дальновиднее и сможет раньше оппонента обратить в свою пользу все плюсы от стартовавшей конституционной реформы в Армении. 

Александр Андреев