Корниловский мятеж: нужен ли России военный диктатор?

Армейская каста всегда была гарантом существования России, но никогда ею не управляла

Ровно 100 лет назад, 26 августа 1917 года, в России начался так называемый Корниловский мятеж. Верховный главнокомандующий русской армии генерал Лавр Корнилов двинул свои войска на Петроград, желая покончить с повсеместной анархией, ставшей следствием слабости Временного правительства. Цель Корнилова и его сторонников была четкой и ясной ­– наведение порядка, установление сильной власти в виде военной диктатуры, а затем доведение войны до победного конца. Несмотря на то, что Корниловский мятеж окончился провалом, он уникален в том плане, что является первой в России попыткой армейской касты самой стать верховной властью, вместо того, чтобы быть лишь инструментом в ее руках. В условиях социально-экономических и политических катаклизмов армия традиционно имела высочайший авторитет в народе, который рассматривал ее как оплот порядка и стабильности. Этим объяснялась популярность Лавра Корнилова. Этот же фактор в случае дестабилизации ситуации в России ее внутренними и внешними врагами может дать военным еще один исторический шанс.

Россия – удивительная страна с очень богатой, порой весьма противоречивой и даже нелогичной историей. Одно из таких противоречий кроется между значением вооруженных сил для страны и их положением в общественно-политической и социальной иерархии. Россия с момента своего зарождения в форме Киевской Руси представляла собой «государство-военный лагерь». Уязвимая с востока, запада, севера и юга, Русь подвергалась нападениям внешних врагов со всех четырех направлений. С западного ей угрожали немцы и поляки, с востока монголо-татары, на юге зарождавшееся российское государство воевало с половцами и печенегами, а на северном направлении меч против Руси поднимали шведы.

Фактическое окружение Руси врагами с четырех направлений вынуждало ее находиться в состоянии перманентного напряжения и готовности в любой момент отразить давление противника на свои рубежи. Такое геополитическое положение фактически превращало нашу страну в осажденную со всех сторон крепость. Как известно, во время войны государство и народ подчиняются потребностям армии, кроме того, зачастую представители вооруженных сил получают определенные властные полномочия или вовсе становятся верховной властью в условиях военного времени.

В России, несмотря на колоссальное значение армии для выживания государства, несмотря на то, что вооруженные силы были прямым гарантом существования страны, военная аристократия никогда не претендовала на верховную власть. Более того, она легко признавала перед властью в лице монарха свое подчиненное положение. В полной мере это начало проявляться во времена князя Ивана III – собирателя русских земель и фактического родоначальника современного российского государства.

Именно при нем начала оформляться так называемая поместная система и дворянское ополчение в качестве основы вооруженных сил. Князь выдавал желающему служить земельный надел, с которого дворянин должен был выставлять определенное число воинов, а также сам являться в войска «конно, людно и оружно». Иными словами, вертикаль взаимоотношений между армией и верховной властью была такова, что скорее представители военизированного сословия видели в монархе гарантию своего привилегированного положения и благополучия, чем правитель воспринимал своих служилых людей как гаранта существования постоянно воевавшего на разных направлениях государства. Вероятно, это можно объяснить традиционно сильной в России верховной властью. В противном случае, имевшая колоссальный вес и влияние армия давно бы поставила монарха на положение марионетки, а затем и вовсе свергла с престола.

Россия никогда не терпела слабых правителей и не прощала им своего безволия. Страна, находившаяся в перманентном геополитическом напряжении, просто не могла позволить быть слабым тому, кто пытался ею управлять. Не могла позволить такого и армия. Вплоть до кончины Петра Великого она продолжала играть подчиненную роль в выстроенной при Иване III системе взаимоотношений между властью и вооруженными силами. Однако смерть царя-реформатора привела к власти, по меткому выражению Александра Пушкина, «ничтожных наследников северного исполина». При жене Петра императрице Екатерине I и его внуке Петре II армия, вернее ее элитная часть – гвардия, значительно усиливает свое политическое влияние. Однако свергая одних императоров и возводя на престол других, вооруженные силы не претендовали на роль верховной власти, ограничиваясь лишь своеобразной «регулирующей функцией», настраивая под свои предпочтения политическую конфигурацию Российской империи.

Кардинально иной была ситуация в 1917 году. Если до этого верховную власть в России олицетворял сильный монарх, то в тот роковой год произошло своеобразное размытие самого понятия и значения верховной власти. С одной стороны на нее претендовало Временное правительство, с другой – Петроградский совет. И те, и другие не могли заменить монарха в качестве верховной власти, а значит, не представляли для уважавшей «сильную руку» армии практически никакого авторитета. А раз так, то выстроенная еще в конце XV века иерархическая вертикаль верховная власть-армия дала роковой сбой.

Кроме того, погрязшие в спорах и выяснениях отношений и проявившие в дальнейшем свою полную управленческую некокомпетентность кадеты, октябристы и представители других политических сил растеряли всякую поддержку в народе. Последние видели в вооруженных силах единственный оплот порядка и стабильности, а в военной диктатуре – единственный пусть к спасению Отечества. Масла в огонь подливал социально-экономический кризис, стремительно ухудшавший положение беднеющих народных масс.

В таких условиях выступление армии и ее попытка самой стать верховной властью было лишь вопросом времени. Благоприятные условия для военных возникли летом 1917 года. После большевистского Июльского восстания глава Временного правительства Александр Керенский попытался расформировать и вывести из Петрограда восприимчивые к большевистской пропаганде полки. Понимая, что власть ускользает из его рук, министр-председатель решает опереться на самого надежного союзника – армию, а заодно и меняет на посту главнокомандующего либерального Алексея Брусилова на сторонника жестких мер Лавра Корнилова.

Сам новый главнокомандующий уже стал к тому моменту личностью, как бы сейчас сказали, «медийной». Популярность ему принесло дерзкое бегство из австрийского плена. Корнилов, видя продолжающийся на волне революции раздрай и все больше сползание страны к анархии, выступал за введение смертной казни в тылу и на фронте, полное подчинение стратегических отраслей народного хозяйства армейскому верховному командованию, а также устранение гражданской политической власти от решения военных вопросов.

Лавр Корнилов

Керенский понимал, что реализация планов Корнилова означает установление в стране военной диктатуры с крайне неопределенным будущим как Временного правительства в целом, так и его самого. Сам Корнилов хорошо чувствовал создавшуюся к тому моменту наэлектризованную атмосферу, подогревавшуюся уставшими от хаоса и беспорядка людьми. Генерал решил, что настал его звездный час.

При участии своих сторонников среди генералитета и политиков он разработал программу, которая, помимо уже упоминавшихся пунктов о передаче важнейших отраслей экономики в руки военных и отстранения политиков от связанных с армией вопросов, предусматривала ограничение забастовок в промышленности, запрет деятельности солдатских комитетов, а также введение военного положения в большинстве отраслей народного хозяйства. Кроме того, предполагалась цензура в печати. Но самым главным был вопрос о верховной власти. В соответствии с программой Корнилова она должна была перейти в руки Совета народной обороны, куда должен был войти сам генерал. Керенский, кстати, тоже был туда «приглашен», однако вряд ли у кого-то имелись сомнения относительно того, кто именно будет «командовать парадом» в Совете.

В благоприятно складывавшейся для себя ситуации Корнилов решил не медлить. Заявив, что 27 августа – в честь полугодия с момента падения монархии в России – большевики и их сторонники готовят в столице масштабные акции протеста, он за два дня до этой даты начал перебрасывать войска под Петроград. Керенский, с одной стороны, хотел покончить с большевиками и нуждался в сильном союзнике, с другой стороны, глава Временного правительства понимал, что в случае успеха Корнилова вся власть перейдет в его руки, а также стоявшего за ним генералитета. Выбирая из двух «зол» меньшее, он в конце концов решил выступить против Корнилова, с которым до того договаривался о совместных действиях.

Вечером 26 августа на заседании кабинета министров он назвал действия верховного главнокомандующего «военным мятежом» и снял его с поста. Кроме того, Керенский распускает Временное правительство, присваивая себе фактически диктаторские полномочия. Как это иногда бывает, «борьба за демократию» в итоге перерастает в самую настоящую диктатуру, где ни о каких демократических нормах предпочитают более не вспоминать. Как бы то ни было, но Керенский резко меняет свою позицию, отказавшись вести какие-либо переговоры с «мятежным» генералом.

Корнилов оказался в крайне невыгодном положения. Белорусские советы смогли отрезать ставку верховного главнокомандующего от фронтовых частей, а армейские солдатские комитеты на Украине арестовали своих командиров, в том числе главнокомандующего Юго-Западного фронта Антона Деникина. Таким же образом были изолированы сторонники Корнилова и в других городах. Выступление, которое имело все шансы на успех, стремительно теряло свою силу. Осознавая бесперспективность дальнейшего сопротивления, застрелился один из ближайших соратников Корнилова – генерал Александр Крымов. Что касается теперь уже бывшего верховного главнокомандующего русской армии, то он был арестован 2 сентября. Впрочем, спустя несколько месяцев он оказался на Дону, где присоединился к Добровольческой армии, погибнув в апреле 1918 года при штурме Екатеринодара.

Таким образом, шанс на установление военной диктатуры, шанс на взятие армией верховной власти потерпел неудачу. Все-таки военные – это прямолинейные люди, которым по большей части чужды всевозможные подковерные интриги. Во всяком случае, в этом искусстве они явно проигрывают профессиональным политиканам и демагогам вроде Керенского, которые в случае необходимости легко предают и отказываются от взятых на себя обязательств. Кроме того, не стоит забывать, что выступление Корнилова – это выступление русского офицерства, которое в те суровые годы одно из немногих сохранило понятия о чести и достоинстве. Однако это и стало одной из причин поражения Корнилова и его сторонников. Они решили участвовать в игре, правила которой Керенский и ему подобные знали гораздо лучше. Стоит ли упрекать в этом поверившему Керенскому Корнилова, а также тех, кто доверился самому генералу? Вряд ли. Они лишь делали то, что считали нужным для спасения стремительно катившейся в пропасть страны.

***

Какой была бы Россия в случае, если выступление Корнилова увенчалось бы успехом, если бы верховной властью стала военная каста? Трудно сказать. Как трудно сказать, что было, если бы в разразившейся после октября 1917 Гражданской войне победили не «красные», а «белые». Окончательно добившие своих противников в начале 1920-х годов большевики придавали армии не меньшее значение, чем их предшественники-цари, в то же время стараясь оградить ее от политической власти, определяя ее роль лишь в качестве инструмента-исполнителя партийной воли. Впрочем, власть «красных монархов» в созданной ими системе была крепка и устойчива, а посему соблазна для выступления у военных кругов не было.

Однако уже после Великой Отечественной войны отношения между властью и армией обострились. С некоторым недоверием посматривал на военных и Иосиф Сталин, и Никита Хрущев. Одной из жертв их подозрительного отношения к армейским кругам пал маршал Победы Георгий Жуков. При Сталине он был обвинен в «бонапартизме» и отправлен командовать второстепенным Одесским военным округом, а при Хрущеве, которому в свое время помог сохранить власть, и вовсе получил унизительное назначение на Урал. Как вспоминала впоследствии дочь военачальника Маргарита Жукова, непростые взаимоотношения ее отца с власть держащими были обусловлены тем, что они опасались высокого авторитета маршала и его международного престижа. А раз так, то при определенных условиях Жуков вполне мог бы претендовать на роль главы государства.

Георгий Жуков и Никита Хрущев

Тем более что в то же самое время весьма успешно делал политическую карьеру другой военачальник Второй мировой войны – генерал Дуайт Эйзенхауэр. Он находился в президентском кресле два срока подряд – с 1953 по 1961 год. Впрочем, ни о какой военной диктатуре, конечно же, здесь говорить не приходится. В данном случае представитель армейских кругов просто встраивается в систему, созданную профессиональными политиками и, соответственно, играет по правилам этой системы, не претендуя на ее кардинальную трансформацию, на чем как раз настаивал Лавр Корнилов.

На такую же задачу замахнулся и генерал Лев Рохлин, который в 1997-1998 годах готовил военный переворот с целью свержения Бориса Ельцина. Можно сказать, что это была вторая попытка установления военной автократии в России, однако попытка также не увенчалась успехом. Тем не менее, ситуация тех лет в определенной степени напоминала обстановку 1917 года. Та же слабость и раздрай в верховной власти, тот же жесточайший социально-экономический кризис. Кроме того, несмотря на тяжелейшие для армии годы после распада СССР и в целом падение престижа профессии защитника Родины, военные по-прежнему имели высокий авторитет в народе. Во всяком случае, он был гораздо выше, чем у правоохранительных органов, судебной системы, политических партий и иных институтов.

Как отмечал бывший командующий ВДВ генерал Владислав Ачалов, в своих намерениях Рохлин опирался на 8-й гвардейский армейский корпус, дислоцированный в Волгограде. Сценарий переворота был незамысловатым: в Москве организовывался митинг с требованием отставки Ельцина. Тот, памятуя о событиях 1993 года, в отставку уходить скорее всего бы отказался, попытавшись подавить протест. После этого для защиты митингующих выдвигался волгоградский корпус. В итоге в стране устанавливалась бы военная диктатура, первостепенной задачей которой стало бы наведение элементарного порядка в политике, экономике и социальной сфере. Иными словами, как модно сейчас говорить, – типичное «антикризисное управление». Неизвестно, как сложилась бы судьба страны в случае успеха предприятия Рохлина, однако в июле 1998 года генерал был найден мертвым на собственной даче в Подмосковье. Попытка военных взойти на пьедестал верховной власти в очередной раз провалилась. Хотя для успеха, казалось бы, вновь были все объективные предпосылки.

Лев Рохлин

***

С момента тех событий прошло уже почти 20 лет. В отличие от ельцинской, современная Россия – это государство со сравнительно стабильной общественно-политической системой и сильной центральной властью. При этом армия продолжает играть важнейшую роль в жизни страны. Как и раньше, она является одним из основных гарантов суверенитета России, особенно в условиях продолжающегося внешнеполитического давления. Высок и авторитет вооруженных сил в народе. Так, согласно данным опубликованным в декабре прошлого года Всероссийским институтом изучения общественного мнения (ВЦИОМ), армия заняла первое место по уровню доверия среди граждан – свои «голоса» за нее отдали 87 процентов россиян. Для сравнения – судебной системе доверяют лишь 37 процентов наших сограждан, а правоохранительным органам – 31.

Таким образом, в случае кризисной ситуации армия в глазах общества оказывается единственной силой, способной справиться с возникшими трудностями. Давайте представим себе, что каким-то образом наша страна вновь оказалась в аналогичной 1917 году ситуации. Очевидно, что в таких условиях уставшие от неопределенности люди будут надеяться лишь на вооруженные силы. Конечно, очередная смута была бы катастрофой для России. Однако история нашей страны настолько богата такими неожиданными поворотами и зигзагами, что исключать возможность того или иного сценария было бы делом неблагодарным. А раз вероятность такого варианта, пусть и гипотетически, но все-таки присутствует, есть и вероятность того, что ее величество история рано или поздно может дать защитникам земли российской еще один судьбоносный шанс. Но найдется ли под стать этому случаю новый Лавр Корнилов?

Иван Прошкин