Народ против Маннергейма: попытка героизации союзника Гитлера сплотила патриотов России

Публичные выступления общественников во многих регионах страны показали однозначное отношение россиян к «неоднозначной личности» финского военачальника.

В минувшее воскресенье в Санкт-Петербурге состоялся круглый стол с говорящим названием «Город против памятной доски Маннергейму». История с установкой этого символа становится все более загадочной – недавно выяснилось, что власти Северной столицы не давали официального разрешения на сие действо, инициированное министром культуры Владимиром Мединским. Ответа на вопрос о причинах появления и дальнейшей судьбе памятника пока нет, однако питерская общественность – историки, военнослужащие, священнослужители, блогеры – дали вполне четкое определение историческому наследию финского маршала.

Ранее «Колокол России» освещал важные факты участия Карла Густава Маннергейма в Великой Отечественной войне на стороне Третьего Рейха и «заслуги» руководимой им финской армии в организации блокады Ленинграда. Но список его преступлений перед русским (российским/советским) народом этим вовсе не ограничивается. Биография маршала в роковом для Российской Империи 1917 году содержит немало белых пятен.

Если руководствоваться воспоминаниями самого Маннергейма, то он всегда оставался убежденным монархистом, крайне негативно встретил февральскую революцию в России и даже убеждал коллег-генералов поднять контрреволюционный мятеж. Однако если ориентироваться на другие источники, мы не увидим, что Карл Густав делал какие-либо попытки спасти разваливающуюся (а точнее, разваливаемую) царскую армию, поднять ее дисциплину. Скорее, признанный герой Первой мировой предпочитал оставаться сторонним наблюдателем, пока большевики в Петрограде прибирали власть к своим рукам. Наконец, начиная с декабря 1917 года, по возвращению в Финляндию, на которую нежданно свалилась независимость от российской короны, начала открываться ранее неизвестная сторона личности Маннергейма.

Приняв командование финскими вооруженными силами в стремительно разгорающейся в Финляндии гражданской войне, Маннергейм сразу же сделал ставку на местных националистов – участников различных подпольных освободительных движений, ранее много лет готовивших в стране вооруженное восстание против верховной власти Российской Империи. Историки, как правило, до сих пор рассказывают о противостоянии белофиннов и «красных» в Финляндии, по факту же большинство финнов считают ту войну битвой за независимость своей страны. В 1918 году для отрядов местной самообороны не было более принципиального врага, чем русские, причем совершенно независимо от политических пристрастий последних. Формальный повод взяться за оружие Маннергейму дал сам вождь большевиков Владимир Ленин, официально признавший независимость Финляндии 31 декабря 1917 года.

На момент начала гражданской войны белофинны находились под протекторатом Германской Империи, против которой Маннергейм так рьяно сражался в Первой мировой. Однако в 1918 году он поддержал высадку немецкого десанта в Финляндии и всевозможную военную помощь от былого противника, а также назначил офицерами своей новосформированной 70-тысячной армии финских егерей. Егери – это горячие финские парни, тайно выезжавшие на военное обучение в Германию в 1915-1917 гг. и сформировавшие Прусский Королевский батальон, принимавший участие в военных действиях против России в Прибалтике. Таким образом Маннергейм оказался в одной упряжке со своими недавними яростными антагонистами. О верности, о присяге российской короне и еще живому императору он на тот момент, естественно, уже не вспоминал.

Войска Маннергейма с молчаливого согласия командира оказались замешаны в очень грязном деле – русских этнических чистках. На это могут возразить, что «красный» и «белый террор» являлись неотъемлемой частью гражданской войны. Одна из сторон конфликта в том или ином городе, селе, деревне устраивала показательный расстрел, карала причастных и непричастных к сопротивлению, за что другая сторона при первой возможности жестоко мстила – и далее по кругу. Все верно, вот только исторические документы и показания очевидцев свидетельствуют – белофинны уничтожали как «красных», так и «белых» русских, причем особенно пострадали офицеры из гарнизонов царской армии, готовившиеся к демилитаризации.

После взятия войсками Маннергейма г. Таммерфорс (ныне – Тампере) ими было уничтожено около 200 русских, среди которых было много белых офицеров. Но это были еще цветочки по сравнению с репрессиями в Выборге в конце апреля 1918 г. Всего за несколько апрельских дней белофинны без суда и следствия расстреляли, закололи штыками и замучали от 500 до 1000 с лишним этнических русских. Эти события до сих пор считаются историками «самой массовой казнью в истории Финляндии», также получившей название «выборгская резня».

Историки сходятся во мнении, что большинство убитых не имели никакого отношения к Красной армии – на момент сдачи города руководство левого сопротивления и оставшиеся в живых красноармейцы уже были на пути в Россию. Более того, из воспоминаний очевидцев следует: русские офицеры Выборга в большинстве своем встречали белофиннов как освободителей, молодые семинаристы и юнкера доверчиво приходили к воинам Маннергейма за регистрацией… за что вскоре жестоко поплатились.

Финские солдаты врывались в дома жителей Выборга с криком «Стреляй русских!» (документально зафиксировано многочисленными очевидцами событий – прим. авт.), хватали всех, кто не говорил по-фински или по-немецки, всех, кто носил форму российской армии. Ряд финских домовладельцев заранее приготовили для карателей списки этнических русских военных и членов их семей. Расправа происходила быстро и жестоко – большинство жертв расстреливали вдали от центра города – на крепостных рвах, куда потом и сбрасывали тела. Архивные сведения показывают, что в числе убитых были дети 9, 12, 13 лет. По форме все это походило на неприкрытый геноцид.

Один из русских эмигрантов, живших в то время недалеко от Выборга, так описывал происходившее в городе:

«Решительно все, от гимназистов до чиновников, попадавшиеся в русской форме на глаза победителей пристреливались на месте; неподалеку от дома Пименовых были убиты два реалиста, выбежавшие в мундирчиках приветствовать белых; в городе убито 3 кадета; сдавшихся в плен красных белые оцепляли и гнали в крепостной ров; при этом захватывали и часть толпы, бывшей на улицах, и без разбора и разговоров приканчивали во рву и в других местах. Кого расстреливали, за что, все это было неизвестно героям ножа! Расстреливали на глазах у толпы; перед расстрелом срывали с людей часы, кольца, отбирали кошельки, стаскивали сапоги, одежду и т. д. Особенно охотились за русскими офицерами; погибло их несть числа и в ряду их комендант, интендант, передавший перед этим свой склад белым, и жандармский офицер; многих вызывали из квартир, якобы для просмотра документов, и они домой уже не возвращались, а родственники потом отыскивали их в кучах тел во рву…»

Между прочим, после выборгской резни личность Маннергейма перестала быть неоднозначной даже для генералов Белой армии. Так, Николай Юденич в своем походе на Петроград в 1919 г. отказался от помощи финских военных формирований. Морской министр Северо-Западного правительства контр-адмирал В.К. Пилкин в письме к правительству Колчака объяснял это решение следующим образом:

«Если финны пойдут (на Петроград) одни, или хотя бы с нами, но в пропорции 30 тыс. против трех-четырех тыс., которые здесь в Финляндии, то при известной их ненависти к русским, их характере мясников…они уничтожат, расстреляют и перережут все наше офицерство, правых и виноватых, интеллигенцию, молодежь, гимназистов, кадетов – всех, кого могут, как они это сделали, когда взяли у красных Выборг».

Как видно, на роль объединителя всех политических сил и течений, существовавших в Российской империи/СССР в первой половине 20 в., Маннергейм решительно не годится. Тогда уж следует присмотреться к генералу Белой армии Антону Деникину – в отличие от своего финского товарища по службе в царской армии в Первой мировой Деникин явил собой образец верности Отчизне, ни под каким предлогом не согласившись сотрудничать с врагами-оккупантами Советской России и ее народа.

***

Историк В.И. Мусаев в книге «Финляндия и Кронштадское восстание 1921 г.» отмечает: «С окончанием гражданской войны физическое уничтожение русских в Финляндии прекратилось, но желание финского правительства избавиться от русского населения и беженцев никуда не исчезло. Еще в апреле 1918 г. финский сенат принял решение о высылке из страны всех бывших русских подданных, и в течение весны-лета около 20 000 русских оказались выдворены из Финляндии.

Проблемы чистоты нации вообще, судя по всему, весьма беспокоили финское общество: когда в 1921 году в Финляндию эвакуировались участники Кронштадского восстания, финская пресса резко выступила против размещения беженцев в сельской местности, опасаясь, что русские смешаются с местным финским населением. 

В результате кронштадтцы были размещены в нескольких лагерях с весьма строгими условиями содержания: границу лагеря запрещалось покидать под угрозой расстрела, общение с местными жителями также было строго запрещено».

***

Как видим, после свержения монархии в России вся любовь Маннергейма к русским куда-то улетучилась, пропала и благодарность за многочисленные оказанные почести, врученные награды и регалии. Зато после 1918 г. в Финляндии даже для официальных СМИ и органов власти становится нормой именовать этнических русских уничижительным «рюсси». Вскоре финские чиновники и радикальные политики начинают публично озвучивать планы по созданию «Великой Суоми до Урала», так что совсем неудивительно, что к моменту начала ВОВ Маннергейм оказался по ту линию фронта…

Наконец, не будем забывать, что в 1941 г. войска Маннергейма также оккупировали Карелию, открыв минимум 5 концлагерей на ее территории. В них томились около 35 тыс. человек, причем русские содержались отдельно, и смертность в этих учреждениях была в несколько раз выше, чем в немецких. А затем в 1944 г. вдруг происходит «чудесная» смена политической ориентации финского главкома, и СССР внезапно превращается для него в доброго друга и союзника. Знаете, перед угрозой скорого разгрома и приговора справедливого суда за поддержку Третьего Рейха, некоторые еще и не так бы запели. И как можно доверять и чествовать в современной России человека, который сразу после нападения Гитлера на СССР отдал своим солдатам следующий приказ:  

«Я призываю вас на священную войну с врагом нашей нации. Мы вместе с мощными военными силами Германии как братья по оружию со всей решительностью отправляемся в крестовый поход против врага, чтобы обеспечить Финляндии надежное будущее... Теперь, когда снова поднимается народ Карелии и для Финляндии наступает новый рассвет!»

***

Участники экстренно собранной конференции в Санкт-Петербурге, надо думать, знакомы со всеми печальными наклонностями Маннергейма не хуже автора данного материала, потому их мнения по поводу открытия в городе памятной доски маршалу не содержали никаких противоречий.

«В 1944 Маннергейм спрыгнул с подножки поезда, летевшего под откос. Это говорит о его жизнелюбии, а не о любви к русскому народу. Он недостоин памятной доски — за шкурничество их не ставят. Может быть, государственные мужи не знают факты о войне Маннергейма с СССР. Если же знают, но ставят, тогда это маразм. Так можно доску открыть и Краснову – тоже герой Первой мировой. Правда потом сепаратист и предатель», – считает дьякон Владимир Василик.

«Пять лет минимум дважды в день я проходил там, где теперь решили воздать память Маннергейму, который участвовал в Блокаде Ленинграда. Сейчас там ходят другие курсанты. Теперь этот позор будет капля за каплей попадать в их души как часть патриотического воспитания», – заявил выпускник Военного инженерно-технического университета (на стене которого и висит эта памятная доска – прим. авт.) Владимир Колдин.

Собравшиеся на конференции поприветствовали своих единомышленников по всей России – за прошедшие дни в 35 регионах страны были проведены одиночные пикеты в поддержку немедленного демонтажа доски Маннергейму. Знаковый момент: эту позицию разделяют как здравые правые силы, так и левый полюс патриотического лагеря – никто из них не считает финского маршала достойным героизации в России. Так что в итоге получилось, что россиян сплотила не личность Карла Густава, а антагонизм к увековечиванию его памяти.

***

Среди множества версий, объясняющих столь поспешную и, по сути, нелегальную установку памятного знака Карлу Густаву, есть одна, весьма подкупающая своей логичностью. После многолетнего затишья 1 июня этого года Владимир Путин отправился с важным визитом в Финляндию. Похоже, наши власти очень заинтересованы в установлении более прочных экономических и политических связей со «страной тысячи озер» – тогда доску Маннергейму можно воспринимать как своеобразный аванс, щедрый кредит, выданный нашим финским партнерам. Но стоит ли такой кредит памяти наших героических предков и мнения, как минимум, 16 миллионов россиян, которые 9 мая встали в строй «Бессмертного полка»?

Иван Ваганов